Хейди Перкс - Вернись ради меня

– Чудесно, – улыбнулся он в ответ, стараясь не глядеть на жену. Он отлично знал, о чем сейчас думает Мария. Ему предстоит развеивать ее тревоги, когда после ужина жена прибежит к нему в панике.

Они уехали из Бирмингема семнадцать лет назад, оставив там и мать Марии, Джой. С тех пор Дэвид ни разу туда не наведывался и, откровенно говоря, был бы рад больше никогда не видеть этого места. Ему тоже стало не по себе, однако он подавил беспокойство. Это же Айона, в конце концов. Волноваться было не о чем.

Мне удалось втиснуть в график четыре пары клиентов, одну за другой, но это означает, что к тому времени, когда я сяду в машину, чтобы поехать к отцу, единственное, в чем я буду нуждаться, – это поскорее рухнуть в свою постель и отключиться. По дороге я размышляю, не нужно ли мне самой поговорить с кем-нибудь по душам, как предложила Таня, вглядевшись в мое бледное и напряженное лицо.

Я согласилась, что это облегчило бы мою ношу, но когда она сообщила мне, что нашла номер телефона моего бывшего консультанта, я отмахнулась от ее предложения. У меня не было ни сил, ни желания заново открывать эту банку с червями; мой собеседник должен знать по крайней мере часть истории. И есть только один человек, который приходит мне на ум.

Не давая себе времени на размышления, я набираю номер единственного человека в мире, который знает столько же, сколько знаю сейчас я.

– Привет, Стелла! Очень рада вас слышать, – отзывается Фрея. – Я тут кое-чем занята, а как поживаете вы?

– Хорошо, – машинально отвечаю я, прежде чем признать: – Вообще-то не очень. – Мои пальцы теребят нитку, торчащую из подола кардигана, в то время как пальцы другой руки барабанят по рулю.

– Хотите рассказать? – спрашивает она через секунду. – Может, встретимся позже?

Нет. Потому что ты журналистка и тебе не стоит доверять.

Да. Потому что я не знаю, к кому еще обратиться.

Оставив без внимания ее предложение, я произношу:

– Я вчера видела Дэнни.

– Вот как? – тут же оживляется Фрея.

– Он выглядит совсем иначе, чем я себе представляла. Гораздо лучше.

– Ну, это прекрасно, – говорит она ровным голосом. – Он рассказал, что произошло?

– Нет. Вернее… – Я колеблюсь. – Он сказал, что полиция ему не верит.

Фрея, судя по звуку, быстро втягивает ноздрями воздух.

– Интересно.

– Понятия не имею, что и думать.

– Но Дэнни утверждает, что убил ее?

Я снова не отвечаю.

– Меня подробно расспрашивали об Айоне. Это заставило меня подумать, что мы о ней слишком мало знаем.

– Понятно, – осторожно произносит Фрея.

– Фрея, забудьте все, что я наговорила. Просто в моей голове все перемешалось.

Я слышу в трубке, как она стучит по клавиатуре.

– Вы записываете мои слова?

– Да что вы, нет, конечно! Выполняю задание шефа. Простите. О чем мы говорили? Значит, Дэнни утверждает, что он ее убил?

Я вздыхаю.

– На самом деле он сказал «наверняка убил».

– Что он имел в виду?

– Понятия не имею. Я сама хотела бы знать.

– Стелла, извините, я могу вам перезвонить?

– Конечно, – отвечаю я, но Фрея уже вешает трубку, и я чувствую, что я ошиблась, доверившись ей.

К отцу я приезжаю совсем беспомощной и подавленной. Папа открывает мне дверь, одетый в тонкий хлопчатобумажный синий халат до колен и полосатые пижамные брюки. Поглядев на меня без выражения, он качает головой. Возникает минутная неловкость, пока мы стоим в дверях.

– Папа, сейчас пять часов вечера, а ты все еще не одет, – мягко упрекаю я.

– Ты слишком рано приехала, я ждал тебя позже.

– Я не говорила, что приеду. Можно войти? – Я киваю на коридор, и отец наконец распахивает дверь и впускает меня, задерживаясь у подножия лестницы. – Может быть, ты поэтому и удивился, увидев меня? – с надеждой спрашиваю я, пока отец напряженно вглядывается в мое лицо.

Он снова отрицательно качает головой. Мое сердце колотится, пока я решаю, нужно ли подсказать ему, кто я, когда он вдруг выкрикивает:

– Стелла!

– Да, папочка? – Когда я поворачиваюсь, он улыбается мне. Каждый раз, когда это происходит, мурашки бегут по моей спине. – Может, мне приготовить нам по чашечке чаю? Ты уже пообедал?

– Я? Э-э-э… – он нахмуривается.

– Ничего, не волнуйся, – мое сердце разрывается на части. – Я все-таки сделаю нам по сандвичу.

– Нет, не надо, милая, я не голоден. – Папа прикладывает ладонь к плоскому животу. – А в котором часу ты должна была приехать? – спрашивает он, проходя за мной на кухню и наблюдая, как я ставлю чайник.

– Я не должна была, пап, просто приехала, и все.

– А-а, ну ладно.

– Как ты себя чувствуешь? Оливия сказала, что ты приболел? Что-то с желудком?

– Да, детка, наверно. Я все сплю и сплю, и в голове все плывет. – Его руки, лежащие на столе, дрожат. Когда чай заварен, я передаю ему кружку и присаживаюсь рядом, взяв папины ладони в свои, и думаю о том, как много времени упущено и не слишком ли поздно теперь.

– Погода хорошая, – говорю я, кивая на улицу. – Прохладно, зато дождь перестал.

Отец переводит взгляд на заднюю дверь: через дверное стекло виден маленький ухоженный садик.

– У меня был… э-э-э… – он дергает пальцем, подыскивая слово. – Ну… Человек.

– Человек?

– Да, – папа начинает волноваться. – Но формы на нем не было. Ты понимаешь, о чем я?

– Детектив?

– Да! – Он хлопает ладонью по столу. – Детектив приходил вчера и хотел со мной поговорить.

– Он задавал вопросы?

– Что ты, родная! – папа выразительно смотрит на меня, будто я и сама должна это знать.

– Ты понял, о чем они хотят поговорить?

Папа приподнимает плечи и разводит руками.

– Наверно, о Дэнни, – подсказываю я. – И о теле, которое нашли на острове.

– Помнишь, какой домик на дереве я вам построил? – расплывается в улыбке папа. – Я почему-то начал часто о нем вспоминать.

– Помню, – грустно улыбаюсь я.

– Целую неделю его сколачивал, и вы с Дэнни просто сгорали от нетерпения в ожидании, когда все будет готово. Я укрепил его на дубе. Надеюсь, домик все еще там.

– Думаю, да, – соглашаюсь я с упавшим сердцем.

– Тебе нравилось подолгу сидеть в нем, а Дэнни проводил там больше времени, чем на земле. Он всегда был там, – говорит папа, но его взгляд мутнеет. – Ваша мама считала, что мальчика надо оставить в покое, а я возражал.

– Вот как? – оживляюсь я, заинтригованная этой разницей во мнениях, которую, насколько я помню, никогда не замечала.

– Ваша мама слишком опекала их обоих, – бормочет папа еще тише, – особенно Бонни.

– Неужели, папа?

Отец вскидывает глаза, словно спохватившись, что говорит вслух.

– Мария всегда была прекрасной матерью, – заявляет он. – Она обожала вас всех троих. Вы не должны это забывать.