Хейди Перкс - Вернись ради меня

Я улыбаюсь и опускаю глаза.

– Мне кажется, полиция хотела поговорить с тобой о Дэнни.

Папа рассматривает свои худые пальцы, обтянутые сухой кожей, и кисти рук, покрытые старческими пятнами.

– Тебе что-нибудь известно? – Я тянусь к его рукам, которые снова дрожат – кончики пальцев выбивают еле слышную дробь на столе. – О том, что произошло с Айоной?

Его глаза начинают наполняться влагой, и я мягко сжимаю папину руку.

– Ее нашли на острове, – произносит он.

– Да, но знаешь ли ты еще что-нибудь? – настаиваю я. – Как ты думаешь, Дэнни имеет к этому какое-то отношение?

Отец поднимает на меня глаза. Тонкие губы разжимаются, и он издает тихий стон:

– О-о-о… Боже мой, Стелла, я не знаю. Все может быть. Я думаю, наверно, он это сделал.

Сердце срывается в бешеный галоп. Я отдергиваю руку. Теперь, когда отец сказал это, я вдруг понимаю, что это далеко от того, чего я от него ожидала.

Папа хмурится, отчего лоб покрывается глубокими морщинами, и начинает водить пальцами по столу, будто пытается что-то сказать, но не в силах подобрать слова. Наконец он произносит совсем невпопад:

– Я так любил мой паром… Мне так нравилось управлять своей лодкой.

– Это правда, папа, – шепотом подтверждаю я. – Я часто приходила на пристань и ждала, когда ты вернешься.

– Да, ты всегда прибегала меня встречать. Когда-то мы были счастливы там, – говорит отец. – И ты радовалась больше всех. Ведь ты родилась на острове.

– Знаю, Энни Уэбб помогала мне родиться, – я улыбаюсь, вспомнив историю, которую часто просила родителей пересказать для меня. – Вы с мамой говорили, что я ни за что не подождала бы до материка.

Папа чуть приподнимает плечи.

– Слава Богу, что рядом оказалась Энни, – продолжаю я. – Ей пришлось делать все, что делает акушерка.

– Энни всегда была рядом, – соглашается папа уже не так меланхолично, и я боюсь, что он снова сейчас замолчит, однако он неожиданно добавляет: – Мы бы не переехали на остров, если бы не она.

– Вы знали Энни до Эвергрина? – изумляюсь я.

– Может, это и не ее рук дело, – продолжает он, водя пальцем по столу и не глядя на меня, явно раздраженный какой-то мыслью. – Может, это сделала Джой.

– Бабушка? – уточняю я.

Отец пожимает плечами.

– Да, но об этом тебе лучше спросить твою маму.

– Но я не могу, папа, – шепчу я, наклоняясь к нему. – Маму больше нельзя ни о чем спросить.

Отец поджимает губы и тяжело вздыхает.

– Да, думаю, что тебе и не стоит этого делать. – Откинувшись назад, он смотрит на меня: – Как у нее дела? Она здорова?

Я мелко трясу головой из стороны в сторону.

– Папа, она же…

– Я сожалею, что так получилось между ней и мной, – тихо добавляет он. – Я никогда не хотел, чтобы ей было больно. Никогда не хотел, чтобы мы расстались.

– О, папа. Что случилось со всеми нами? – говорю я, утирая слезы.

– Я ее очень любил… – Он хмуро опускает голову. – Ты останешься на чай? Оливия, кажется, скоро придет.

Я бросаю взгляд на часы, а папа поднимается и направляется к раковине, выглянув в сад.

– Папа, ты же помнишь Айону? – спрашиваю я.

– Да, – тихо отзывается он.

– Ты не знаешь, зачем она на самом деле приезжала на Эвергрин? Ведь она не училась в университете.

Я внимательно наблюдаю за ним и вижу, как напрягаются его плечи.

– Айона кого-то искала, – произносит он. – Но, по-моему, так и не нашла.

– Кого?

Отец качает головой. Когда он оборачивается, опираясь руками о край раковины, то вид у него снова взволнованный.

– Все это уже не имеет значения, – говорит он. – Много воды утекло с тех пор.

– Кое-что по-прежнему важно, – возражаю я. Отец смотрит на меня вопросительно. – Я видела тебя, папа, – выдаю я и тут же вспоминаю слова моей клиентки: «Узнав правду, я лишилась возможности жить в неведении». – Я вас застала, – продолжаю я уже не так уверенно. – Тебя и Айону. У вас был роман?

Папа недоверчиво смотрит на меня.

– Что? Нет! – кричит он. – Как ты вообще могла такое… – Он неистово трясет головой и округленными глазами обводит комнату, как испуганный ребенок. – Где Оливия?

– Папа, прости, – я встаю, чтобы подойти к нему. – Я не хотела тебя расстраивать.

Отец выходит из кухни, и я бегу за ним, увидев, что он остановился у входной двери, сжимая и отпуская край перил.

– Я не… – Он смотрит на лестницу и затем на меня, что-то ища глазами, но я не понимаю, что ему нужно. – Я не знаю, что я делаю, – признается он наконец с перепуганным видом.

Я беру его руки в свои и чуть сжимаю.

– Все будет хорошо, – уверяю я, и папа смотрит на меня с таким ожиданием, что мне хочется расплакаться: он ждет, что я каким-то чудом все исправлю.

Внезапно в замке поворачивается ключ, и входная дверь распахивается. Мощная волна знакомых духов, от которых у меня першит в горле, врывается в коридор раньше самой Оливии.

Перешагнув порог, она громко захлопывает за собой дверь. Ее взгляд мечется между мной и папой и останавливается на наших сжатых руках.

– Что случилось? – спрашивает Оливия, роняя сумочку и хватая отца за локоть. Отработанным движением она разворачивает мужа к себе, заставив нас разомкнуть руки. Оливия снова завладела папой. Дэвид, что здесь происходит? – требовательно спрашивает она.

Мы обе с ужасом наблюдаем, как из уголка его глаза скатывается слеза и бежит по щеке.

– Кто-нибудь из вас объяснит мне, что, черт возьми, происходит? – поворачивается она ко мне.

– Я приехала поговорить со своим отцом.

– Дэвид, почему бы тебе не одеться?

Папа послушно кивает и поднимается наверх. Оливия продолжает сверлить меня взглядом.

– Мне нужно было с ним поговорить!

– Ты хуже полицейских, – шипит она. – Вместе с ними преследуешь его.

– Его сын в тюрьме! – кричу я. – Он признался в убийстве. Я должна знать то, что знает папа.

– Я обратилась к врачам и адвокатам, чтобы они подтвердили, – решительно заявляет Оливия. – Дэвид не в том состоянии, чтобы его таскали по полицейским участкам и часами допрашивали о том, что произошло четверть века назад. Он моего имени иногда не помнит! – вопит она, хлопнув ладонью по своей груди.

– Но прошлое он не забыл, – возражаю я. – И вы это знаете.

В машине я с силой бью по рулю, случайно задев сигнал, отчего старушка на улице, остановившись, оборачивается. Не обращая на нее внимания, я откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. Я сжимаю челюсти так сильно, что скрипят зубы и сводит мышцы.

Шаря по карманам в поисках мобильного телефона, я нащупываю листок с предупреждением, который все еще лежит там. Вынув его, я разворачиваю и машинально пробегаю глазами.

Мне не понравится то, о чем я узнаю?

Бессмыслица. Если кто-то знал, что мой брат убил Айону, то зачем им хранить это в секрете? Зачем угрожать мне, если можно обратиться в полицию?