Луиза Кэндлиш - Наш дом [litres]

– Отлично. Они заметят вино, проверят телефон Брама и свяжут все это с кражей дома.

Дымка рассеялась мелким дождем, «дворники» скользят по стеклу.

– А как я объясню, куда исчез человек, с которым я встречалась?

Мерль бросает взгляд в зеркало заднего обзора.

– Очень просто: растворился в голубой дали сразу, как узнал, что ты потеряла дом. Его интересовали только твои деньги.

– Он вообще мог быть женат: никогда не приглашал к себе, не говорил своего адреса. Моя сестра подозревала его с самого начала.

– Вот именно! Ты, конечно, будешь рада, если полиция его найдет, но, честно говоря, тебе сейчас не до него: твой бывший муж только что убил кого-то и украл твой дом.

Чем больше они вдаются в детали, тем оптимистичнее выглядит план. В нем есть логика, есть стержень.

И тут Фия вспоминает…

– Элисон!

– Что с ней?

– Она его видела в тот вечер, когда мы познакомились баре в «Ля Моэт».

«Я смотрю, вкус у тебя не меняется…»

– Элисон ничего не скажет. Ее и спрашивать-то не будут, скорее всего. Когда это было?

– В сентябре.

В самом начале новой эры…

– У-у, сто лет назад. Она выпила, в баре было темно, куча народу… Ничего страшного. А если и дойдет до дела, Элисон не станет давать показания против лучшей подруги. Я бы точно не стала.

В который раз они попадают на красный свет. Двигатель включается и выключается. Стоп – старт, стоп – старт. Вопрос – ответ, вопрос – ответ.

Фия вжимается в сиденье, мечтая превратиться в невидимку, о которой знает лишь женщина, сидящая рядом.

– Мерль, ты и правда все сделаешь?

Красный свет. Двигатель выключается.

– Правда.

– Почему?

– Да ладно тебе, Фия, ты прекрасно знаешь, почему. – Мерль криво улыбается. – Я и не надеялась, что ты когда-нибудь заговоришь со мной и уж никак не ожидала, что выйдет вот так…

Желтый свет. Запускается двигатель.

Фия знает, почему.

Не так просто жить в тесном контакте с подругой и соседкой, которая предала тебя в самом важном. Импульсивное желание наказать вскоре утихло, однако его заменила более гнетущая эмоция: ощущение двойной утраты. Брам и Мерль. И оттого, что жизнь в Элдер-Райз подчинялась родоплеменным устоям, было еще больнее: ведь теперь «племя» подразделялось на тех, кто знает, тех, кто не знает, и тех, о ком остается только гадать.

Особенно болезненным испытанием оказался Кент. Фия много раз порывалась отказаться от поездки, но в итоге решила не расстраивать Лео с Гарри, а также остальных детей – у них ведь свое «племя». Пережив этот опыт (и даже отчасти получив удовольствие, если быть честной), она по-новому оценила важность социальной жизни, самопожертвования ради нее. Наибольшее счастье для наибольшего числа индивидуумов [7] «Наибольшее счастье для наибольшего числа индивидуумов» – принцип утилитаризма, выдвинутый английским философом Иеремией Бентамом. и все в таком духе.

Через несколько дней после истории с игровым домиком прибыло извинение, написанное от руки, украдкой брошенное в отверстие для писем.

– Мам, тут тебе открытка, – объявил Гарри, – хотя у тебя сегодня не день рождения!

– Люди посылают открытки по разным поводам.

Фия прочла послание всего один раз, прежде чем уничтожить, так что помнит лишь отдельные фрагменты:

«Безумно, подло, низко…

Никогда себе не прощу…

Мы могли бы соблюдать приличия ради детей?..

Я готова на все, чтобы отплатить…»

В сознании укрепилось слово «отплатить» – как будто Фия одолжила ей какую-то вещь. Нет, еще лучше – выдала разрешение переспать с ее мужем. В любой удобный вечер, дорогая, в любом удобном месте, а я постараюсь не мешать.

Забавно – именно так мог бы представить этот эпизод Брам: уж он-то – признанный мастер по части «перевода стрелок».

Только не Мерль – сильная, энергичная, решительная жена и мать с Тринити-авеню.

Что угодно, написала она, я все сделаю.

Лишь после того, как Мерль останавливается на полпути, чтобы избавиться от телефонов, Фия задает вопрос во второй раз.

Они стоят на парковке в Кристал-Палас. Мерль вернулась с озера с пустыми руками, и тут Фие приходит в голову, что она может больше никогда не увидеть сообщницу – по крайней мере, до тех пор, пока они не встретятся в суде (на скамье подсудимых и на свидетельской трибуне соответственно).

– Я же сказала, – отвечает Мерль без раздражения, сосредоточенная на текущих проблемах. – Ты знаешь, почему.

– Нет, я имею в виду тебя с ним. Вы так давно знакомы… Это был единственный раз?

Только теперь до Мерль доходит смысл вопроса.

– Да. Да, конечно.

– Чья была идея? Его?

Пауза.

– Нет, моя, правда. Он меня не ждал, не приглашал. У него не было выбора.

Фия пристально смотрит ей в глаза.

– У него был выбор – он мог бы не спать с тобой.

Мерль не отводит взгляда.

– Я не уверена, Фия. Я была «на задании».

– Зачем тебе вообще это понадобилось? – Фия не может утверждать, что такой поступок не в характере Мерль, поскольку до этой ночи не понимала ее настоящего характера. – Ты же знала, как меня потрясла его прошлая измена! Ты же сама меня утешала, советовала дать ему еще один шанс…

– Я знаю, – глухо отвечает Мерль. – Мне нет оправдания. Сама до сих пор не верю.

К ее чести, Мерль не пытается принизить значение содеянного. Секс, измена, институт брака: теперь их важность свелась к минимуму – а как иначе? – и все же Фие необходимо понять.

– И что, между вами всегда была искра?

Молчание. Пальцы Мерль сжимают кресло.

– Да, наверное, но никто из нас не собирался претворять ее в жизнь.

– Почему же ты все-таки решилась, если столько лет удавалось воздерживаться? Какое еще «задание»?

Теперь пальцы Мерль касаются губ, словно фильтруют ее слова. В машине тихо; такое ощущение, что атмосфера не потерпит лжи.

– В тот вечер я должна была встретиться с Эдрианом в «Ля Моэт»: отложенный праздничный ужин в честь годовщины брака. Мы не особенно ладили в тот период; кажется, я тебе рассказывала. В баре я выпила, и тут он написал, что не придет. Такая, знаешь, короткая эсэмэска, даже без извинений: «Не получится, работаю допоздна». Я так разозлилась на него! Он не подумал, скольких усилий мне стоило это все: нанять бебиситтера, угомонить детей, выбраться из дома, не говоря уже о том, чтобы одеться, накраситься и почувствовать себя хоть ненадолго женщиной, женой. Понимаешь, накопилось столько всего… Это была последняя капля. Помню, я сидела там, кипя от бешенства, буквально планировала развод. У барной стойки торчал какой-то парень; я попыталась с ним флиртовать, а он меня послал. – Мерль вспыхивает при воспоминании. – Это было так унизительно! И тут во мне что-то сломалось…