Иван Солнцев - Полет курицы

По окончанию смены я звоню Гаджи, и он одобряет мое возвращение на поверхность – на этот раз, он не будет спускаться в метро, чтоб привести меня за хвост, а это уже показатель какого-никакого доверия. Мой новый мобильник – почти полный аналог того, который я утопил в унитазе. Кстати, если у кого-то из вас хватает наблюдательности, вы можете заметить, что у всех нищих в метро есть мобильники. Корпоративная связь входит в стандартный пакет. Правда, «теле-два», но что поделать. В метро берет, и то хорошо.

Я тут упомянул о корпоративной квартире, как я ее с дерзкой иронией называю про себя. И о ней грех не упомянуть. Теперь это мое жилье на неопределенный срок. Коммунальный пакет не особо роскошный, но «пять звезд» никто и не обещал. Только холодная вода, снесенные стены и единое помещение для всех проживающих. Это улучшает обзор и позволяет всем видеть, не творит ли сосед по квартире какой-либо беспредел. Жизнь каждого из живущих здесь должна приносить деньги, поэтому моменты безопасности не остаются без внимания. Вдоль стены выстроены раскладушки, на каждой из которых спит тот или иной постоялец. Абсолютное доверие и прозрачность, как в пионерском лагере. Ну, и как я полагаю, если хату нужно будет срочно стереть вместе с жильцами, так проще всех быстренько расстрелять.

В квартире – частично снятые обои. Глядя на их обрывки, кое-где свисающие на полметра со стены, я вспоминаю неблестящие блестки и ностальгирую. Вероятно, сама эта квартира, как и другие аналогичные, отобрана у какой-нибудь бабушки черными риэлторами и продана за бесценок. А то и просто используется партнерами этих риэлторов. В общем-то, меня никогда это особо не заботило, как и ремонт в корпоративной квартире. Хотя, после первого впечатления от такого «нормального жилья» я хотел намекнуть Хазану на то, что рекламщик из него еще тот. Но что касается комфорта, некоторые плюсы здесь есть. По крайней мере, здесь иногда стирают шмотки, выдавая комплект для переодевания – на улице мне бы это явно не грозило.

Со временем, я узнал, что добрая половина жильцов корпоративной квартиры – иммигранты из СНГ и просто приезжие из других регионов. Я влился в их ряды, пополнив печальную статистику приехавших за счастливой и беззаботной жизнью в культурной столице этой великой страны.

Вечером на корпоративной квартире мой коллега Коля – безногий инвалид, за которым регулярно ухаживает его куратор – девчушка кавказской внешности, называющая себя Наташей, – рассказывает, как у него сегодня взяла интервью одетая нищенкой журналистка. Ее остановила и слегка отделала своими мощными кулаками Наташа, но они успели поговорить. Он рассказал, что живет лучше, чем жил бы на помойке. Что хотя бы есть, где помыться. Я спрашиваю, рассказал ли он что-нибудь о том, сколько получает, и как у него забирают эти деньги. Коля отрицательно мотает головой и говорит, что и сам ничего не знает. В каком-то смысле, так даже лучше. Для Коли.

Сегодня я начинаю очередной круг с Ветеранов и буду кататься с юга на север, до Гражданского и обратно. Поутру, когда час пик стихает, и Гаджи ведет меня на первую точку, мое внимание привлекает дистрофичный дурачок, который, печально склонив голову, сидит на лестнице в переходе на Ветеранов и держит в руках жалобную табличку с неразборчиво написанным текстом. Я видел его тут и раньше, еще в той, беззаботной жизни водителя и алкаша Кости, которого уже нет.

– А тот, который на ступеньках на переходе, тоже твой? – спрашиваю я у Гаджи, заботливо наблюдающего за моими перемещениями на костылях со ступеньки на ступеньку, но даже не пытающегося помочь.

– Нет, это вообще человек Бахи.

– Это кто? – не понимаю.

– Тебе лучше не знать – усмехается Гаджи и кивает кому-то из идущих навстречу одинаково незнакомых мне людей. – Сильно он обиженный на вид?

– Есть такое. Придуривается?

– Нет. Он правда такой. Вот это Баха его таким сделал. Он нормальный был, – вздыхает Гаджи. – Давай работать и не спрашивать лишнего.

Пожалуй, именно этот момент был первым тревожным звоночком, на котором я начал пробуждаться от странного, зыбучего сна, в котором я встал на ноги и просто выполнял свои задачи за возможность выживать. Именно в этот момент я впервые задумался о том, на каких людей работаю, и как со мной могут обойтись, соверши я свою фатальную ошибку. С другой стороны, как я уже и говорил, я не брал лишнего и старался вести себя согласно регламенту, да и был ли мне смысл дергаться? В конце концов, в Липецк я все также не собирался, а другой работы, кроме как у Хазана, мне никто не предлагал. И я старательно выбрасывал из головы все негативные мысли, иногда лишь, по вечерам позволяя себе помечтать о том, как однажды выйду из этого дела и заживу так, как мне хотелось бы. Многие из тех, кто жил на корпоративной квартире, просто выживали и не видели ни конца, ни края этому существованию. Я же предпочитал думать, что я удачно приспособился к конъюнктуре, и что нет ничего предосудительного в такой временной занятости. Я хотел думать, что сам сделал выбор. Может, в этом и было что-то от правды.

Этим вечером, просто чтобы уснуть, я выпиваю полбутылки водки. Как бы ни было мне хреново на следующее утро, сейчас может стать только лучше. Уже ночью, начиная, наконец, засыпать, я слышу какой-то шорох и открываю глаза. В квартире темно, и только через щели в грязных массивных жалюзи просачивается свет уличных фонарей, но этого достаточно, чтобы рассмотреть источник шума. В дальнем углу квартиры, шатаясь, копается в собственных штанах мужик невысокого роста в массивных сапогах и с объемной засаленной шевелюрой. Я не узнаю его, как не узнаю здесь многих, хотя ночую с ними бок о бок. Разобравшись со штанами, этот мужик делает пьяный шаг ближе к стене и начинает тихонько мочиться в угол, прямо на пол, между спальными местами ничего не подозревающих соседей. Я вздыхаю, в надежде, что у кретина хватит ума не продолжать этот акт вандализма при свидетеле. Мужик кряхтит, оборачивается, видит мой заинтересованный взгляд, но ссать не прекращает, а просто подмигивает мне. Я хотел бы его остановить, но я не могу пошевелиться. Не отпускающие меня по сей день фантомные боли только-только утихли, и я боюсь, что любое движение только поможет им возродиться, и уж лучше просто закрыть глаза и не думать о луже мочи, вонь которой скоро добавится к тому букету ароматов, что царит в этом помещении круглосуточно.

Наутро Гаджи заходит, чтобы разбудить всех, и, разумеется, обнаруживает, что кто-то нассал в угол. Не сказать, что его это сильно заботит, но сегодня, нсколько мне известно, он – ответственный за порядок среди работников, и он, применяя довольно много изумительных, отборных матов, сдобренных акцентом, объясняет, что надо убраться.