Эрин Келли - Каменная пациентка [litres]

– Вы слышали, что в больнице была съемочная группа? – спросил Клей. – Они снимают документальный фильм о ней.

Для меня это оказалось новостью. Мы никого там не видели.

– Об убийстве?

– Да не. О всяких учреждениях в целом. Частные школы. Тюрьмы. Ну и психиатрические больницы. – Клей скривил губы, совсем как Джесс. – За этим стоит сын Гринлоу. Он считает, что шикарная школа его испортила, и не разговаривает со своей мамашей. Ну а ты что об этом думаешь?

Я подумала, что не лучшая идея – рассказывать Клею о том, что я пыталась испортиться шикарной школой, но у меня ни черта не вышло, и в этот момент визг зафонившего микрофона заставил всех повернуться к сцене.

– Ой-ей, прошу прощения, – произнес Уайатт, а затем переключился на американский акцент. – А теперь медленная песня для всех влюбленных.

Он запел «Всегда в моих мыслях», и толпа на танцполе распалась на пары. Марк и Триш Бреймы плавно кружились вместе. Когда Джесс вытащил меня на середину танцпола, боковым зрением я заметила Мишель – как привидение под блестящим дискотечным шаром. Под эту мелодию танцуют щека к щеке, с закрытыми глазами, но когда я открывала свои – она каждый раз оказывалась передо мной, словно перемещалась за нами на колесах. Когда Уайатт закончил петь, пары расцепились для аплодисментов. Мишель исчезла, однако теперь на нас пристально смотрела моя мама.

После выступления Уайатта бразды правления перешли к диджею, и современная музыка вдохновила народ на танец куда сильнее, чем это удалось живым музыкантам. Джесс позволил Колетте обучать себя правильным движениям под песню группы Village People «YMCA». Гляди-ка, как он хорошо ладит с детьми, подумала я, и через несколько секунд спросила себя: а откуда это взялось?

У бара я перехватила Уайатта.

– Ты прекрасно пел.

Он приподнял выщипанную бровь.

– На самом деле это не совсем мое. Это просто ради отца. Я больше по блюзу – раскрыть песню, показать мелодику. – Уайатт был первым чересчур манерным человеком, которого я повстречала в жизни, настолько же женоподобным, насколько Клей выглядел брутальным мачо. – Но отец хотел слышать стиль «кантри» на своем дне рождения, пускай будет «кантри».

– Ты надолго вернулся? – спросила я.

– Я снова уеду, как только смогу сделать это так, чтобы не оскорбить старика, – ответил Уайатт. – Я понял, что не в состоянии оставаться здесь слишком долго. Мне вряд ли нужно тебе объяснять. Ты сама чувствуешь то же самое.

– Что чувствую?

Уайатт театрально помахал в воздухе руками.

– Охоту к перемене мест, амбиции, вызов – вот то, что тебе нужно. Через пять минут после того, как возвращаюсь сюда, я чувствую желание снова отправиться в путешествие. Неужели ты хочешь прожить в Настеде всю жизнь?

У меня закружилась голова. Уайатт в считаные секунды понял обо мне то, что никогда не удалось бы его брату.

– Попасть в Лас-Вегас – вот моя цель, – продолжал Уайатт. – Клей такой же, не может усидеть на одном месте. Насмешка судьбы, учитывая, сколько времени он провел в заключении. Джесс другой, он домосед, как наш отец. Для него здесь есть все, что ему нужно. – Он, должно быть, понял, что означали его слова, но добавлять ничего не стал.

Цветные блики от сверкающего шара скользили по полу и по стенам. Джесс, Триш и Клей рука об руку подпевали припеву: «Хэй-хо, нет худа без добра», и в лице Джесса я увидела черты Марка так ясно, словно на фотографии. В этот вечер они проступали особенно хорошо. Я попыталась заставить себя хотеть всего того же, что и он.

Я не пошла домой вместе с Джессом в тот вечер. Мы еще никогда не ночевали друг у друга. Зачем нам это, когда у нас есть Назарет? Осень, однако, уже начинала кусаться холодом, и я задумывалась, что же будет, когда придет зима.

Колетта, раздувшаяся от колы и праздничной еды, бежала впереди нас, когда мы возвращались на Мэйн-стрит. Стальные икры медсестры делали маму устойчивой даже на сильном ветру и на высоких каблуках.

– Ты предохраняешься? – спросила она неожиданно.

Я и не знала, что румянец способен обжигать.

– Да. Я пользуюсь таблетками.

– Хорошая девочка. На самом деле следовало поговорить об этом раньше, но я не сознавала, насколько все далеко зашло, до сегодняшнего вечера.

– Все в моем возрасте уже занимаются этим.

– Ох, Марианна, я имею в виду не секс. Не знаю, заметила ли ты, но для Джесса все очень серьезно. У него такое же лицо, как было у Марка, когда он начал встречаться с Триш. Ты действительно можешь причинить ему боль.

– Погоди, разве обычно случается не наоборот?

– Я просто хочу сказать, что вижу, куда дует ветер. Однажды ты поступишь в колледж, вот и все. Где здесь в округе работа для такой девушки, как ты? Я не дура, чтобы этого не понимать. – Мамин голос доносился из-за ее плеча, и я поняла, что она не в силах посмотреть мне в лицо, – это был не разговор, а заранее подготовленная речь. – Где ты встречаешься с ним? Триш говорит, что ты никогда не была у них, и уж точно ты никогда не приводила его к нам. Я знаю, что в идеале тебе нужна бы собственная комната, но ты можешь приглашать его домой.

– Мы просто гуляем, – сказала я. – По окрестностям.

– Ну понятно, секс изобрели задолго до того, как изобрели кровати. Когда я была в твоем возрасте, мы ждали, когда поля наполнятся стогами сена, и…

– Господи, мама, достаточно!

Она засмеялась, выуживая из кармана ключи:

– Ну, если возникнут сложности или что-то наподобие – сразу беги ко мне, мы это разрулим.

– Хо-ро-шо. Мы можем сменить тему?

Дома мама сбросила туфли и стала на полголовы ниже меня.

– Ложись, малявка, – велела она Колетте, и та исчезла наверху с нехарактерным для себя послушанием.

– Просто позволь мне сказать, что я хотела, и закончим на этом, – продолжила мама. – Дети и работа медсестры – это все, что я когда-либо желала, но я хочу, чтобы ты жила лучше, чем я. В этом разница между мной и Марком. Он хочет, чтобы его мальчики оставались здесь и были такими же, как он. В то время как я хочу для тебя большего, чем имела сама. Большего, чем я могу тебе дать. В тебе умные гены, и я не имею в виду свои. – Она сняла с себя серьги и положила их на каминную полку, а затем непринужденно добавила, будто упоминание моего отца было для нее обычным делом: – Приготовишь нам по чашечке чая, дорогая?

Я могла бы вызвать ее на более подробный разговор, однако от шока мои мозги застыли. Вместо этого я спросила:

– Тебе с сахаром?

– О, да. – Она закрыла глаза. Я подождала, пока закипит чайник, собираясь с духом, чтобы задать ей несколько вопросов. Но когда понесла кружку в гостиную, она уже с приоткрытым ртом дремала на диване, и я облегченно вздохнула. Я накрыла ее старым больничным одеялом и подоткнула его по краям.