Эрин Келли - Каменная пациентка [litres]

– Когда я выйду отсюда, то не хочу, чтобы меня забрали родители, – выпалила она. Странная улыбка Буреса не исчезала. – А также, пока я здесь – прежде чем я уйду, – могу дать вам множество идей о том, как можно улучшить это место. У вас тут есть такая вещь, как совет пациентов?

Бурес выставил перед собой ладонь:

– Давайте не будем забегать вперед. Сперва я хотел бы спросить вас еще раз: были ли вы изнасилованы и женат ли отец ребенка?

Значит, его не интересуют ее идеи. Образ Хелен – старшей сестры развеялся, превратившись в пар.

– Нет – ответ на оба ваших вопроса. – Она почувствовала, как хорошо старается, чтобы в ее голосе не прозвучала обида.

Бурес погрузил свою перьевую ручку в чернильницу и втянул поршень. Он был левшой, и за его буквами оставались размазанные следы, напоминавшие хвосты комет. Хелен была левшой в детстве, но ее заставили научиться писать правой. Эжени привязывала ей левую руку за спину и била ее по икрам сзади резиновой лопаточкой, если она пыталась освободиться. Доктор записал ответ с сильным нажимом, чтобы остался отпечаток под копиркой, вложенной в его тетрадь, затем отложил ручку и улыбнулся:

– А теперь вы готовы назвать его имя?

– Нет! – Улыбка Буреса исчезла, и Хелен напомнила себе, что должна подавить свою ярость и держать ее под контролем.

Бурес зажег сигарету. Сестра Марьяна, как фокусник, тут же достала откуда-то из воздуха чистую пепельницу.

– Ну что ж, мисс Моррис. Похоже, как даже сломанные часы показывают верное время дважды в день, Эндрю Рэнсом на сей раз передал мне настоящее дело. Я гляжу, у меня тут появилась яркая личность, всезнайка, и не вижу смысла разговаривать с вами об этом дальше. Но если я позволю вам узнать немного больше о моей работе, тогда, думаю, вы поймете.

Поймет – что?

В душе у Хелен закрутились шестеренки подозрения; в животе как будто повернулось зубчатое колесо.

– «Поведенческая коррекция» – это новое поле деятельности, невероятно захватывающее. Пациент перед вами был содомитом, к примеру. Он упорный нарушитель закона, постоянный мусор в трубах судебной системы, но я уже добился больших успехов. У некоторых людей бывает то, что мы называем «единичные случаи», однократные эпизоды психоза, однако у других – ну, их мозги постоянно находятся в расстройстве. Они ничего не могут с этим поделать. Но с моей точки зрения, есть разница между «лечением» и «сдерживанием», улавливаете смысл?

Тревожное чувство у Хелен усилилось. О чем он говорит?

– Так… – Доктор снова опустил голову к ее записям. – Похоже, ваш последний поступок следует из долгой истории отказа от здоровых женских качеств, так же как и публичный эксгибиционизм, – ну и, конечно, говорение на странных языках давно уже является важным признаком. Хорошая новость заключается в том, что в наши дни мы не подходим к болезни с мерками морали, а рассматриваем ее скорее как дисбаланс в мозге, нечто такое, с чем мы можем справиться при помощи новых процедур.

– Постойте, постойте – каких еще процедур? Я тут не для лечения. Договор был о том, что я останусь здесь на три дня, пока пыль не осядет, а затем выпишусь. Мой срок почти истек.

Бурес взглянул на медсестру, которая встрепенулась с извиняющимся видом. На дело Хелен упал пепел, когда доктор с нажимом продолжил:

– Сожалею, что вам не объяснили должным образом. Боюсь, отказ от лечения не входит в ваши возможности. Пациенты частенько не понимают, что они сопротивляются лечению оттого, что больны. В том-то и дело. Ваш… бунт – это симптом вашего расстройства.

– Но я не больна! Я просто… – «Я просто… что? – подумала она. – Я просто глупая? Я просто потаскуха? Я просто наивна, я просто доверилась не тем людям?»

Бурес затушил сигарету и снова взял ручку.

– Даже короткий курс электроконвульсивной терапии позволит мне понять, сможем ли мы сломать вас, чтобы затем построить заново, уже правильным образом.

Хелен вспомнила Сьюзен после процедуры, униженную и сконфуженную; у нее заскребло в горле от готовых вырваться наружу рыданий.

– Я вижу, это вас встревожило. Возможно, снос здания был не лучшей аналогией. Думайте об этом скорее как о ремонте в доме, где неисправно освещение. Не лучше ли вам жить в таком, где лампочки не моргают, где вы можете доверять щелчку выключателя?

– Я видела, что делает с человеком «фритюрница», – произнесла Хелен. – Она превращает его в инвалида и дурака. Это способ убить меня и поддерживать во мне жизнь одновременно. Я вам не позволю. Я не больна.

– Мисс Моррис. – Голос Буреса был полон сожаления. – Вы нездоровы – и уже довольно долгое время, возможно, всю свою жизнь. Вы нуждаетесь в лечении. Если вы откажетесь сотрудничать, у меня не останется иного выбора, кроме как поместить вас по освидетельствованию [20] В случае госпитализации больных по освидетельствованию они официально признаются недееспособными и не могут самостоятельно выписаться, но их могут забрать родственники под свою ответственность. – на самом деле нам проще это сделать, когда вы уже здесь, чем когда вы снаружи.

Это был один большой обман, это был суд над ведьмой.

– Значит, вы меня тут удерживаете.

– Нет. Вы можете оставаться добровольной пациенткой…

– Но если я соглашусь, что я сумасшедшая, то вы должны держать меня здесь? И если не соглашусь, вы тоже должны держать меня здесь, потому что это мои бредовые идеи? – Хелен хотела, чтобы это прозвучало с сарказмом, но Бурес, похоже, обрадовался, что она наконец-то ухватила суть.

– Вы должны понять, что вас будет намного легче лечить, если вы станете сотрудничать, мисс Моррис. Еще остается вероятность, что вы можете причинить вред ребенку, и на такой риск я пойти не вправе. Моя дорогая, вам повезло, что вы имели дело с Эндрю Рэнсомом. Благодаря ему вы здесь, а не где-то в тюремной камере. Этот человек искал повод для работы со мной в течение многих лет. – На этих словах Бурес бессознательно дернул головой. Хелен почувствовала легкое покалывание в кончиках пальцев. Значит, это правда. Ее отправили сюда в надежде, что она сможет как-то помочь дальнейшей карьере сельского врача. – Но если вы снова нарушите закон и рядом не окажется такого защитника, который порекомендовал бы лечить ваши болезни вместо того, чтобы объявить преступницей, ну тогда… – Его слова казались железными решетками, вонзающимися в пол вокруг нее. – Я знаю, что вы думаете об этой больнице в тех же терминах, что и о тюрьме, однако с правильным лечением вы сможете достичь своего рода освобождения – свободы от поведения, которое делает сейчас вашу жизнь такой несчастной. Мисс Моррис, я бы очень желал, чтобы вы тоже верили в наши будущие достижения. Это противоестественно для женщины – не хотеть детей. Вы сами захотите родить ребенка от этого человека и сказать нам его имя, когда мы закончим. Это станет для вас облегчением. Пожалуйста, не плачьте. Даже пять или шесть лет назад вам назначили бы дозы ларгактила и, по сути, во всех смыслах оставили бы гнить. Вам вообще-то невероятно повезло оказаться больной в наше время и в этом возрасте.