Лиз Лоулер - Я найду тебя

– Девочка, ты выглядишь так, словно прошла войну, – произнес он.

Эмили от удивления разинула рот. Появление здесь отца было чем-то из области фантастики. Она не могла вспомнить, когда в последний раз видела его где-то еще, кроме как на диване в их гостиной.

Увидев возле соседней кровати свободный стул, он подтащил его ближе и поставил с ней рядом. А затем, к ее великому изумлению, извлек из кармана пиджака коробочку шоколадного драже «Мальтизерс».

– В детстве ты их очень любила.

Эмили молча смотрела на него. Господи, что же ему ответить? Их общение всегда было немногословным. Обычно она спрашивала, не голоден ли он или не нужно ли ему что-нибудь купить в магазине. При этом понятия не имела, о чем он думает и что чувствует. Она не могла вспомнить ни одного мало-мальски осмысленного диалога между ними.

– Твоя мать была плохой матерью, раз так обращалась с тобой, но и я был плохим отцом, раз позволял ей это. Мы не очень-то образованные, Эмили. Ты всегда была слишком умной для нас. Мы не знали, как нам с тобой себя вести. Вот в чем беда. Зои была не такая, ты же знаешь. Она всегда была больше похожа на нас. И если б не ты, она скорее всего ничего не добилась бы в жизни.

Он посмотрел ей в глаза:

– Твоя мать ненавидела тебя. А все потому, что Зои любила тебя, как родную мать, и, насколько я помню, ты тоже переживала ее смерть, словно она была твоей дочерью.

Чувствуя, что вот-вот расплачется, Эмили закрыла рукой дрожащие губы.

– Больше не приходи к нам домой, девочка моя; не нужно помогать таким, как мы. Тебе больше не нужно этого делать.

Отец встал, наклонился к кровати и неуклюже похлопал ее по плечу. Затем повернулся, чтобы уйти.

– Папа!

Он посмотрел на нее, и на его усталом лице она увидела сходство с собой.

– Ты придешь меня навестить?

Он улыбнулся:

– Если б я знал, где ты живешь… – И медленно прошаркал к двери палаты.

Эмили проводила его взглядом. Человек, который всю жизнь был ее отцом, впервые заговорил с ней как с дочерью. Оказывается, она не одинока.

На садовой скамейке, поставив отекшие ноги на белые туфли без задников, с кружкой в руке сидела пожилая женщина. Рядом с ней стояли два чемодана, а на скамейке лежала тряпичная кукла. Женщина представилась как Мария Василе, но затем она поняла, что они с Джеральдин уже разговаривали по телефону. Ее первый вопрос был вполне предсказуем:

– Где Дэллоуэи?

Джеральдин просидела с ней более часа, подробно рассказывая о том, что произошло, и даже время от времени давала ей всплакнуть. Она осторожно допрашивала свою собеседницу, но та не сообщила ей что-то особо ценное, лишь то, что Дэллоуэи добрые люди и растили двоих детей – больного мальчика и девочку, которую она полюбила. Похоже, Мария была не в курсе, что происходило в комнате мальчика; туда пускали не всех. В ее обязанности входило присматривать за Изабель и помогать вести домашнее хозяйство. Джеральдин задумалась. Как ей сообщить своей собеседнице, что та напрасно проделала этот путь и что надежда вновь увидеть Изабель крайне маловероятна?

Кипевшая вокруг них деятельность говорила о том, что, помимо полиции, делами Дэллоуэев занимается кто-то еще. Какой-то мужчина загонял лошадь в фургон. Джеральдин помахала ему рукой, давая понять, что сейчас подойдет к нему. Марию она оставила сидеть на скамейке. Надо будет попросить констебля Робертса отвезти женщину в гостиницу или даже обратно в аэропорт и помочь ей взять обратный билет домой.

Мужчина был похож на Руперта Дэллоуэя, хотя выглядел старше. Джеральдин достала удостоверение и представилась.

– Генри Дэллоуэй, брат Руперта, – закрывая двери фургона, ответил мужчина тоном, в котором слышалось явное нежелание разговаривать. – У меня есть разрешение забрать лошадей, если вдруг это вас интересует, – добавил он, не отрывая глаз и рук от замка́.

– Не интересует, – ответила Джеральдин. – Но я сочувствую вам по поводу того, что случилось в вашей семье.

Его плечи поникли, и он покачал головой:

– Мою дочь обвинили в убийстве… Мой брат отправится за решетку… Мой племянник умер… Моей семье много чего пришлось пережить.

– Я вам искренне сочувствую, – повторила Джеральдин.

Мужчина ничего не ответил и уже собирался уходить, как вдруг раздался скрежет шин по гравию. Оба оглянулись, чтобы посмотреть, кто приехал. Лицо Генри Дэллоуэя неожиданно просияло:

– Это моя жена. Она привезла Изабель. Девочка знает, что больше здесь не живет, но мы хотим, чтобы она знала, что ее дом по-прежнему здесь и из ее жизни не все исчезло. В последние годы я редко видел детей своего брата. Все свое свободное время он отдавал Уолтеру, так что Изабель, вероятно, считает нас чужими…

«Рейндж Ровер» остановился; пассажирская дверь распахнулась, и раздался радостный возглас. Генри Дэллоуэй и Джеральдин обернулись: у них на глазах девочка бросилась к сидевшей на скамейке женщине и обняла ее за шею. Мария взяла со скамейки лежавшую рядом с ней куклу и вручила ее девочке.

– Это их экономка, верно? – спросил Генри.

Джеральдин кивнула:

– Няня Изабель. Она вернулась, чтобы вновь о ней заботиться.

Генри Дэллоуэй во все глаза глядел на свою маленькую племянницу, которая льнула к няне. Было видно, что они обе очень привязаны друг к другу.

– Я еще об этом пожалею, – негромко вздохнув, пробормотал он и зашагал к своей жене, племяннице и ее няне. Через пару минут Джеральдин увидела, как Мария в молитвенном жесте воздела руки к небу, а Изабель обвила руками длинные дядины ноги. Затем жена, девочка и няня сели в «Рейндж Ровер». Джеральдин облегченно вздохнула.

Через пять дней Эмили уже возвращалась из больницы домой – с немногочисленными вещами и открыткой с надписью «Выздоравливай скорее» от Джерри Джарвиса. Он предложил отвезти ее домой, но Эмили отказалась, объяснив, что ее отвезет Джеральдин. Она чувствовала: Джерри надеялся стать для нее больше, чем просто другом, но она не была готова к этому. Ее психика была слишком расшатана, чтобы позволить кому-либо оказаться частью ее жизни. В свою очередь, она надеялась, что он останется ее другом, и была рада, что полиция не выставила против него никаких обвинений. Его единственным преступлением было то, что он в нее поверил.

Медсестра, готовившая Эмили к выписке, вынула из ее руки катетер и отрезала больничный браслет с фамилией. Свободна… Эмили улыбнулась на прощание, но внутри у нее все вдруг сжалось от ужаса. К ней направлялся доктор Грин.

Как обычно, он был безукоризненно одет и излучал спокойствие.

– Похоже, я успел вовремя, чтобы попрощаться с вами, – сердечно произнес доктор.

У Эмили отлегло от сердца. Они обменялись рукопожатиями. Но что ему сказать? За эти несколько дней у нее было время все хорошенько обдумать. Из-за того, что с ней произошло, она теперь человек второго сорта. Всякий раз, заполняя опросник, рядом с вопросом «Вы когда-либо наблюдались в психиатрической клинике?» она будет вынуждена ставить галочку в квадратике «да». У нее было здоровое тело и разум, но с тем же успехом она могла получить судимость.