Эмманюэль Гран - Конечная – Бельц [litres]

– Он сумасшедший. Он его убил. Он нас всех убьет.

Танги кинулся помогать раненому. Ле Шаню сделался мертвенно-бледным. Каллош выл от боли. Карадек, вне себя от гнева и страха, держал на мушке обоих мужчин и угрожал выстрелить снова.

– Антуан, отвяжи парня! Да поживей! – скомандовал он.

Ле Шаню с вызывающим видом пошел на Карадека, но Танги удержал его за рукав.

– Антуан, остановись. Какое нам дело до грека? Черт! Не стоит ради него рисковать своей шкурой.

Ле Шаню стоял в двух метрах от Жоэля. Он видел, что может одним прыжком сбить противника с ног, но также и понимал, что раньше тот успеет выстрелить. Потому и заколебался. На секунду. Потом отошел назад, очень медленно, достал из кармана нож и направился к Марку.

– И без глупостей, слышишь? – пригрозил Карадек.

Каллош дрожал всем телом, оглушенный болью. Танги смастерил из чего-то жгут и наложил его на плечо, чтобы раненый не истек кровью. Марк мутным взглядом смотрел на широкий силуэт, который сначала приблизился к нему, а потом обошел сзади. Запястьям стало легче, молодой человек клюнул носом и уткнулся в свои колени. Ле Шаню подхватил его под мышки и помог подняться. Когда они выходили из тени, Марк с трудом держался на ногах – Ле Шаню практически тащил его на себе. Карадек повел ружьем, приказывая им остановиться.

– Вы останетесь здесь и будете сидеть тихо, – сказал он, прижав Марка к груди.

– Морис сильно ранен, ему нужен врач, – сказал Ле Шаню, опускаясь рядом с Каллошем на колени.

– Я сам вызову врача. А вы останетесь тут, – сказал Карадек, и они с Марком попятились к выходу из амбара.

Марк старался собрать оставшиеся силы, чтобы не упасть. Он не понимал и половины из того, что произошло. Ле Шаню и Танги следили за ними, чувствуя свое полное бессилие, а Каллош все плакал и плакал от боли.

– Никто отсюда не выйдет. Я закрываю дверь. Первый, кто ее откроет, получит пулю. Понятно?

Когда они вышли наружу, Карадек подпер дверь амбара массивным брусом, потом обхватил Марка за пояс, и они пошли по дороге на Аргоа.

Драгош смеялся. Ветер ерошил ему волосы, гулял под рубашкой, обдавая прохладой грудь. Он захмелел – от скорости, свободы, жажды схватки. От рева мотора и его оглушительного шума. От шума этого чертова самолета!

Драгош чувствовал легкую боль в районе грудины. Эти говнюки, скорее всего, сломали ему два ребра. На правом рукаве рубашки расплылось кровавое пятно, его лицо горело. Что ж, все это издержки профессии. Он устроил бойню у шоссе на Каркассон и сам поймал две пули. Совсем не плохой счет, и, если бы на ринге был арбитр, без всякого сомнения, победу присудили бы Драгошу. Он видел, как стоит в вискозных шортах с серебристым поясом на животе. На трибунах адский гвалт, прожекторы раскалились, пульсирующий поток воздуха массирует ему тело. Он слышал, как из громкоговорителей доносится его имя, произнесенное по слогам. Дра-гош Мун-тя-ну! Дамы и господа! Дра-гош Мун-тя-ну, наш победитель, отправивший соперника в нокаут! И он поднимает кулак. Поломанные ребра, разбитая бровь и улыбка на губах? Он прокричит свое имя. Публика устроит ему овацию. Драгош захохотал. Он чувствовал себя непобедимым. Эти чертовы ублюдки избили его. И что? Они что думают? Что имеют дело с жалким ничтожеством последнего разбора? С трусом, слюнтяем, который ляжет от первого же удара? Если они надеялись именно на это, то они ошиблись адресом. Драгош был бойцом, и удары в челюсть его возбуждали. Он любил свою работу. Но они его реально достали, и он всех их уничтожит. Сперва сопляка украинца, много времени это не займет. Потом он займется Киву, этим чокнутым Киву Молдованом. Что он возомнил, этот тип? Что Драгош – мелкий хулиган, который грабит прохожих в темном переулке, а потом писается от страха, надеясь, что никто не вспомнит его имя? Он совершил большую ошибку, и скоро ему придется пройти ускоренный курс обучения. А потом, чтобы успешно покончить с делом, он заявится в кабинет к Йонуцу Лупу. Как послушный солдат. Он принесет ему доказательства по делу четырех украинцев, как было условлено, и старик похлопает его по спине – он ведь всегда считал его дураком. Драгош и будет изображать придурка, чтобы тот расслабился, а потом воткнет свой любимый нож ему в глотку. Ублюдок.

Драгош глубоко дышал носом. Воздух врывался в его тело. Ревел мотор. Пейзаж стремительно менялся. Драгош мчался вперед, захмелев от скорости. С ним ничего не может случиться – ведь он бессмертный.

Они шли по песчаной, наспех вымощенной камнем дороге: только по ней можно было попасть на вершину Аргоа. Марк, опиравшийся на плечо Карадека, спотыкался на каждом шагу и был уже на пределе. Жоэль держал ружье на плече и старался дышать ровно, чтобы сберечь силы. Светила луна, и это облегчало им путь, зато из темноты их было слишком хорошо видно. Это беспокоило Карадека. Им следовало поторапливаться, поэтому моряк, словно вьючное животное, тащил матроса на себе. Ночь была холодная и тихая. Буки и сосны неподвижно застыли у дороги, на кустах терновника и стеблях наперстянки не шелохнулся ни один листок. Они прошли триста метров и добрались до бугристой земляной площадки, где Карадек оставил свой пикап.

Каллош корчился от боли. Танги не спускал глаз с его раны. Ле Шаню не выдержал. Ему не терпелось броситься в погоню за беглецами, но Танги уговаривал его остановиться.

– А если он караулит нас за дверью и выстрелит?

– Наплевать, я выхожу.

Ле Шаню подошел к двери амбара, ударил в нее плечом, потом еще раз. Дверь не поддавалась. К нему присоединился Танги. Они разбежались и одновременно навалились на дверь. Она зашаталась, но выстояла. Но на третий раз им удалось ее высадить. Мужчины покатились на землю. Никакой стрельбы не последовало.

– Быстрее, их нужно догнать, – сказал Ле Шаню.

– А как же Морис?

– Лучше пусть останется здесь. Вызовем ему врача. Пойдем, – позвал Ле Шаню, устремляясь вверх по дороге.

Карадек усадил Марка на пассажирское сиденье, вставил ключ в замок зажигания, протянул руку к бардачку, лихорадочно в нем пошарил, вытащил складной нож и выскочил из машины. Крепко зажав в руке свое орудие, он воткнул его в заднюю шину «фиата» Каллоша, которая тут же сдулась, как воздушный шарик. Он проделал то же самое с машиной Ле Шаню, но в самый последний момент нож сломался и порезал ему палец. Карадек выругался и, едва разогнув спину, с дальнего конца дороги услышал приближающиеся шаги. Он поспешно вернулся в пикап. Когда он тронулся с места, включив заднюю передачу, Ле Шаню и Танги находились уже в каких-нибудь пятидесяти метрах от них. Проклиная себя за то, что так неудобно припарковался, он сдал назад, переключился на первую и, набирая обороты, выехал на неширокую асфальтированную дорогу. Едва он вырулил с площадки, как в зеркале заднего вида отразились лица обоих мужчин, выскочивших со стороны песчаной дороги. Он втопил педаль газа в пол – пикап взревел и скрылся в темноте.