Эмманюэль Гран - Конечная – Бельц [litres]

– Каких свидетелей? – осведомился книготорговец.

– Свидетелей гибели Карадека, – уточнил полицейский.

Венель оставил Марка и протянул руку комиссару, Ле Шаню и Танги тревожно переглянулись. И тут, расталкивая людей, в центр толпы выдвинулся усач с парома, походя выуживая что-то из внутреннего кармана своего пальто.

– Николя Пенсар, министерство иммиграции, – заявил он, потрясая пластиковым удостоверением с тремя цветными полосками. – На этом острове находится нелегальный мигрант – гражданин Украины. Его имя Марк Воронин. Кто из вас обладает информацией о его местоположении?

Мужчины, потеряв дар речи, пристально смотрели на усача. Фонтана кипел от негодования. Этот жалкий министерский бюрократ хрен знает что… Танги и Ле Корр непроизвольно скосили глаза в сторону Марка, но, спохватившись, быстро отвели свои взгляды. Тот стоял белый как полотно и прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не выдать себя, думая о конверте с наличными на дне сумки, которую он сжимал влажными ладонями. Все повернулись к Венелю. Чиновник схватил его за лацканы пальто и медленно повторил свой вопрос. Никто не ответил, и усач стал внимательно вглядываться в лица, не сомневаясь, что попал в цель. Венеля застигли врасплох – он не мог лгать полиции, но его совесть запрещала ему говорить. Его глаза блестели, как у испуганного зверя, загнанного в угол клетки. Судьба Марка отныне стала шаткой, как карточный домик на сквозняке; она могла разрушиться от малейшей оплошности первого попавшегося кретина. Первым допустил оплошность Фанш Ле Корр, его второй беглый взгляд на Марка был перехвачен усатым чиновником. Атмосфера наэлектризовалась до такой степени, что казалось, еще чуть-чуть – и в воздухе засверкают искры. Мужчина посмотрел на Марка, как удав на кролика. Едва он открыл рот, чтобы в третий раз задать свой вопрос, над головами собравшихся разнесся пронзительный женский вопль:

– Эрван! Эрван!

Молодая женщина с черными волосами локтями прокладывала себе дорогу в гуще толпы.

– Эрван, ты забыл бумажник, – запыхавшись, сказала она.

– Вы знаете этого человека? – спросил усач, указав подбородком на Марка.

– Этого человека? – переведя дух, возмущенно переспросила Марианна таким твердым голосом, что все растерялись. – Это Эрван Пеллегрини, мой жених.

Воздух словно застыл. Все затаили дыхание. Тишина была такой тягостной, как будто сверху на всех давила свинцовая пластина. Люди щурились, обменивались взглядами, ищя друг у друга поддержки. Все следили, как бы кто не сделал ненужный жест, не сказал какую-нибудь глупость. Кто-то сглотнул слюну, кто-то вытер о брюки вспотевшие ладони.

– Вы можете это доказать?

– Доказать? Вы шутите? Все здесь его знают, – сердито ответила Марианна, окинув взглядом ошалевших зрителей.

Потом она взглянула чиновнику прямо в глаза. Ее лицо пылало от гнева, и она процедила сквозь зубы:

– Ну дожили, раз приходится доказывать… Господи, в какой стране мы живем… В бумажнике… Должно быть, его удостоверение личности там.

Она стала лихорадочно рыться у себя в сумке и наконец вытащила из нее портмоне, открыла его, достала пластиковую карточку и протянула ее чиновнику. Присутствующие замерли, как будто у них на глазах воздушный акробат готовился выполнить опасный для жизни трюк. Усач взял в руки удостоверение, посмотрел на него, перевел взгляд на Марка и снова на удостоверение. Только после этого вернул его Марианне, которая убрала корочку обратно в бумажник.

– Мне кажется, что эти господа заблокировали паром. Вы, скорее всего, отправитесь с небольшим опозданием, – заметил он, обращаясь к Марку.

Чувствуя, что упускает последнюю возможность, он поспешил вернуться к своим обязанностям:

– Так что там с иностранцем? Кто-нибудь знает, где он находится?

– Марк? Он уехал неделю назад, – сообщил Лестреан.

– На каком-то судне, – уточнил Ле Шаню.

– У него с собой был большой красный чемодан, – добавил Танги.

Остальные дружно закивали.

– Не сложилось у него здесь, не выдержал, – заметил Жюэль.

– Он страдал морской болезнью, – бросил Каллош, и вся компания расхохоталась.

Языки вмиг развязались, каждый норовил внести в эту историю свою лепту, и совсем скоро представитель государства понял, что окно его возможностей окончательно захлопнулось. В попытке сохранить лицо, он сделал вид, будто запоминает приметы беглеца, фиксирует любые обрывочные сведения о нем, чтобы было что доложить начальству. И пока моряки снабжали его противоречивой информацией о вышеназванном Марке Воронине, он предавался философским размышлениям о том, что до выборов осталось каких-то три месяца, а после них это дурацкое министерство и до конца лета не протянет.

Полковник сидел в удобном сафьяновом кресле в кабинете Лупу, когда завибрировал его телефон. На экране высветилось имя, которого он очень долго ждал. Драгош. Он поднес телефон к уху, заранее зная, что не станет слушать его лепет, а разнесет его на куски. Оторопев от неожиданности, он так и замер с трубкой в руке. Голос на том конце явно принадлежал иностранцу. Не румыну, не русскому и не поляку.

– Полковник Азаров? – произнес француз с ярко выраженным южным акцентом.

– Кто говорит? – спросил русский.

– Передай трубку хозяину.

– Вы кто?

– Заткнись и передай трубку Йонуцу.

У Азарова дух перехватило. Никто, даже Лупу, так с ним не разговаривал. Этот тип, который хамит ему, как соседскому мальчишке, похоже, не понимает, что с полковником Владимиром Азаровым нельзя так фамильярничать. Побледнев, он тем не менее передал трубку Йонуцу, курившему гаванскую сигару и выпускавшему изо рта густые клубы черного дыма.

– Лупу, – произнес патриарх, хватая трубку всей пятерней.

На его лице застыла каменная гримаса, лоб словно сдулся, брови съехали на нос, а губы вытянулись в страдальческой улыбке. Его собеседник не говорил – он орал. Лупу открыл рот и хотел что-то сказать, но собеседник не давал ему вставить даже слово. Лупу так и просидел несколько секунд с открытым ртом, – а потом стал извиняться.

– Это ошибка, – канючил он.

Тип снова начал орать.

– Ну конечно нет! – защищался Лупу. – Я не в курсе. Если б я знал, что он у тебя…

Трубка не переставала грохотать.

– Хорошо… Поступим так.

Азаров тем временем раздавил сигарету в мраморной пепельнице.

– Ладно. В знак примирения пришлю тебе подарок, и мы в расчете, – кудахтал Йонуц.

Голос затих и теперь был еле слышен. Француз перестал бушевать, чем сильно удивил Азарова. Он всегда поражался тому, как быстро таял всесокрушающий гнев всех этих крестных отцов, отъявленных бандитов, способных без малейших раздумий уничтожать целые батальоны за один косой взгляд. Они опадали, будто суфле, стоило посулить им подарок.