Стина Джексон - Серебряная дорога

— Мне жаль, что приходится поступать так, — сказал старик хриплым голосом. — Бог свидетель, мне очень, очень жаль.

Лелле не стал протестовать. Не стал молить о пощаде — он стоял на коленях неподвижно, опустив голову. Он видел перед собой Лину, шептал ее имя в промежутках между вздохами.

Один из парней начал проявлять нетерпение:

— Давай, папа. Застрели его.

Время остановилось, и только сосны продолжали жить своей обычной жизнью, невозмутимо покачиваясь на ветру. Лелле вспомнил, как они всей семьей сидели на кухне, смеялись, обсуждали что-то. Он видел глаза Лины под светлой челкой, неровные зубы, когда она гримасничала.

— Чего ты ждешь, отец? — снова этот парень.

— Здесь она и лежит, Лелле. Твоя дочь.

Он подумал, что сейчас все произойдет, но больно ему не будет. Все закончится. Его кровь окрасит снег, тело сгниет в земле, а к лету на этом месте вырастут одуванчики. Ему больше не придется ездить по Серебряной дороге с сигаретой в уголке рта, поглядывая на лес, — он нашел ее. Конец поискам.

Лелле закрыл глаза и ждал. Чувствовал, как затылок зачесался в том месте, где к нему прижалось дуло пистолета. Потом прозвучал выстрел, ударив по барабанным перепонкам с такой силой, что они уж точно не должны были уцелеть. Тело обмякло мгновенно, словно мышцы сдались, устав от чудовищного напряжения.

Открыв глаза, он увидел, что Биргер лежит, уткнувшись лицом в землю. Позади него стояла Анита и часто моргала. Белые как снег волосы лежали у нее на плечах. Она направила ружье на сыновей, и они испуганно попятились.

— Опустите оружие, — приказала она. — Хватит уже.

Анита все еще держала ружье в руках, когда прибыла полиция. А до этого она под прицелом заставила их всех, Лелле и парней, пройти в дом и сесть за кухонный стол. Третий сын тоже был здесь. Биргер остался лежать на холоде. И ее, похоже, нисколько не интересовало, жив он или мертв. Стояла, широко расставив ноги, и держала всех под прицелом. На всякий случай. Старший из сыновей ругался и без конца теребил свои прыщавые щеки. Он обвинял мать в том, что она разрушила все. Анита направила ствол на него.

— Я застрелила твоего отца и сделаю то же самое с тобой, если ты вынудишь меня, — отрезала она. — Слезы текли по ее щекам, но руки крепко сжимали оружие. — Не пытайся разрушить жизнь своим братьям. Иначе я убью тебя.

Парень побелел от злости, но, похоже, понял, что она выполнит свою угрозу. Он продолжал сыпать ругательствами и царапать себя. Двое других всхлипывали, как дети, закрыв лицо руками.

Лелле смотрел через окно наружу, где уже начало рассветать. Он замерз так, что у него зуб на зуб не попадал, хотя в доме было тепло.

— Где Мея? — спросил он. — Она жива?

Вместо ответа Анита направила ружье в его сторону. Ее лицо побагровело.

— Не было и мысли о том, что кто-то умрет, — сказала она. — Биргер обещал мне, что все образуется. По его словам, когда неизбежная мировая катастрофа свершится, девочки сами поблагодарят нас за то, что сидели в безопасности под землей. И благодаря этому остались в живых. Так все планировалось. — Она вытерла глаза. — Но что-то не так с нашим мальчиком, и с этим мы не сумели справиться.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал Лелле. — Что вы сделали с Меей?

Однако Анита не смотрела больше на него, она молча стояла с ружьем в руках, словно не услышала вопроса.

Скоро утренние сумерки пробил свет проблесковых маячков. Полицейские заполнили дом топотом тяжелых башмаков и треском радиостанций. Анита отложила ружье в сторону и соединила морщинистые руки на животе:

— Биргер лежит на поляне. Я застрелила его. — Она показала на Ёрана: — О нем вы должны позаботиться. Он никогда не станет, как все люди. И о девочках. Я отведу вас к ним.

Все происходило быстро и медленно одновременно. Когда на Аниту надели наручники, она сникла… даже не сникла — как будто бы вдохнула от облегчения, что все наконец позади. Ёран попытался сопротивляться — принялся размахивать охотничьим ножом, глаза горели безумным огнем.

— Вам нечего здесь делать, — хрипел он. — Это наша земля!

Тогда вмешались братья. Каким-то особым приемом, который они, вероятно, отточили за долгие годы, парни вынудили Ёрана лечь на живот; один давил ему коленом между лопаток, второй выкрутил нож из руки. Оба были бледные и плакали.

Лелле сидел неподвижно и смотрел, как их уводили, сначала Аниту, потом ее сыновей. Число стражей порядка увеличилось. Женщина-полицейский спросила Лелле с дружелюбной улыбкой, что здесь произошло, но он не смог выдавить ни звука. Кто-то накинул одеяло ему на плечи и вложил чашку горячего супа в руки. Лелле подставил лицо под поднимавшийся пар — и мысли не мелькнуло о том, что это можно есть.

Появилось солнце, полицейские сновали по усадьбе в его лучах, собаки Биргера надрывались на псарне. Подъехало еще несколько полицейских автомобилей через открытые нараспашку ворота.

Кто-то встал над Лелле и заклеил ему голову пластырем. Он чувствовал запах крови, но у него ничего не болело.

— Они убили мою дочь. — Это было единственное, что он смог сказать.

Улыбающаяся женщина-полицейский, похоже, его не поняла, но все равно тут же заспешила куда-то.

— Ты должен меня извинить, — сказала она и пошла к двери.

Лелле последовал за ней. Покачиваясь, постоял на крыльце, но скоро ему пришлось снова сесть.

Потом он увидел группу полицейских и услышал возбужденные голоса:

— Мы нашли девочек! Они живы!

У полицейского были добрые глаза, и даже если он осуждал ее за что-то, то виду не подавал. Разговаривая с ним, Мея на время забыла, что лежит под капельницей на больничной койке. Она не привыкла, чтобы ее слушали с таким вниманием, как не привыкла рассказывать о чем-то с самого начала и до конца. Сперва она запиналась, но постепенно неуверенность прошла. Полицейского звали Хассан, и, похоже, его абсолютно не заботило, что время перевалило за полночь. Он вообще ни разу не посмотрел на часы.

Мея рассказала, как они с Силье на поезде ехали в Норрланд, как сидели всю дорогу, а это больше десяти часов, поскольку на спальный вагон у них не хватило средств. Это была их самая длинная поездка за все время, но вовсе не первая. Торбьёрн оказался человеком добрым, хотя от него воняло и он, как оказалось, коллекционировал порнографию. А Силье… Ну, Силье всегда была такой, как была. Не играло никакой роли, куда они переезжали и как долго оставались на новом месте, — она не менялась никогда.

Потом Мея поведала об одиночестве в комнате под крышей, одиночестве, из-за которого убежала в лес. Именно там она познакомилась с Карлом-Юханом, у озера. И бросила курить уже на следующий день. Просто влюбилась в парня с первого взгляда. От него так пахло… его запах действовал на нее одурманивающе. Не только из-за запаха, конечно, а от ощущения, что рядом с ней такой парень, все иное, вроде разговоров о войне и конце света, уходило на второй план. Любовь пагубна, сказала она. Ты не становишься слепым, но упорно не хочешь замечать сигналов опасности. Проговорив это вслух, она подумала: как бы Лелле оценил такое суждение, согласился бы с ней?