Люсинда Берри - Я не сойду с ума

Люк снова нажал на паузу.

– У нас сотни таких видео. Бекки записывала все свои попытки взять Джейни под контроль. Она начала морить Джейни голодом, используя еду как награду за хорошее поведение. Она прибегала к старомодным шлепкам, постепенно переходящим в избиение, потом она начала привязывать Джейни в углу. Наконец дошло до гардеробной. Хотите посмотреть продолжение?

Я покачала головой.

Он прокрутил видео. На этот раз видно лицо Бекки. Бледная кожа в оспинах, слезающая кожа, еще не заросшие струпья – однозначный признак наркозависимости. Глаза бегали, речь была торопливой и сдавленной.

– Мне нужна помощь. Пожалуйста, мне нужна помощь. Я зову, никто не отвечает. Но ладно, ладно. Вот что я сделаю. Вот оно. Мне придется это сделать, чтобы показать вам всем, о чем я говорю. Иначе вы так и будете считать меня сумасшедшей. Это она плохая. Она – воплощение зла. этот ребенок. Я говорю это. Что еще мне сказать? Сколько раз? – Она что-то жевала. – Посмотрите сами, о чем я говорю. Посмотрите, что она творит. Я запишу ее. Вот увидите. Я так больше не могу. Мне нужна помощь. Кто-то должен мне помочь с этим ребенком. Пожалуйста. Я зову, но никто не приходит. Никто не хочет мне помочь.

Видео остановилось. Это конец. Я испытывала то панику, то грусть. Рон сел. Они повернулись оба ко мне, зажимая меня посередине. У меня по шее стекал пот.

Люк склонился вперед.

– Бекки просила о помощи. Неоднократно. Много раз. Вы знаете, куда она обращалась?

Я покачала головой, в горле пересохло от ужаса.

– Рон, расскажешь?

– С удовольствием. – Рон протянул к себе папку, перелистнул несколько страниц и нашел то, что нужно. – Здесь сказано, что за год, предшествующий смерти, Бекки семь раз обращалась в Службу по защите прав детей. Она начала снимать видео в тот день, когда один из соцработников должен был прийти к ней. – Он вытащил лист бумаги и показал мне. Наверху жирным шрифтом стояло название нашей организации. – Знаете, какой соцработник должен был навестить Бекки?

Мне показалось, что меня ударили в солнечное сплетение. Слова казались невозможными.

Он опустил бумагу на стол.

– Вы, Пайпер. Вы должны были отвечать на ее телефонные звонки. Но вы ведь ни разу этого не сделали? Ни разу не съездили к ней. Даже не позвонили, – он с недоверием покачал головой. – Представляете, если бы вы это делали? Что бы было, если бы вы много месяцев назад пришли к ней, когда она позвонила в сильном стрессе, не справляясь с уходом за больным ребенком. Все мы знаем, она действительно больна. У вас на совести немалый груз.

Казалось, меня лишили последней капли воздуха.

– Я не знала о звонках. Я не слышала о Бекки Уотсон, пока не пришла к Джейни в больницу. Клянусь.

Он наклонился так, что наши головы почти соприкасались, я чувствовала застарелый запах кофе у него изо рта.

– Тогда что произошло? Где что-то пошло не так? Здесь черным по белому написано, что вы должны были ее навестить.

– Я ничего об этом не знала.

– Хватит! – Он ударил рукой по столу, так что я подскочила. – Элисон была бы сейчас жива, если бы вы делали свою работу вовремя.

У меня дрожал голос.

– Я понятия не имела, что Бекки обращалась в Службу по защите детей.

Никто мне ничего не говорил. Мне не сообщали о назначенном посещении, хотя это и не умаляет моей ответственности, – я рыдала, уже не в силах сдержать слезы. – Вы не понимаете. В службу каждый день поступает множество звонков от родителей, учителей, друзей, полиции, даже от скучающих старичков, которым надо убить время. У нас мало сотрудников, иногда невозможно обработать все заявки. Мы расставляем приоритеты. Клэр просматривает все запросы и составляет мой график. – Говорить было тяжело. – В моем расписании ни разу не стояло имени Бекки Уотсон.

– Как могло случиться, что что-то подобное ни разу не попало в ваш график?

Да он серьезно? Он что, не знает, какой бардаку нас в службе?

– Служба по защите прав детей – как крутящаяся дверь. Одни и те же дела раз за разом попадают к нам на стол. Одни и те же лица: одни и те же семьи. Одного ребенка мы забираем, а другого вынуждены оставить, иногда приходится возвращать детей в дом, где с ними жестоко обращались. Мне приходится расследовать жестокое обращение в детских домах так же часто, как и в обычных семьях. Нам приходится вертеться в системе. Все соцработники знают, что она прогнила насквозь, но другой нет, и приходится жить с тем, что имеем.

Люк поднял брови.

– Тем самым вы признаете, что подвели Бекки?

– Система подвела их обеих.

Мы всех их подвели. Кристофер не сможет стать прежним, когда он это узнает. Вера в то, что дети рождаются добрыми и чистыми, что любого ребенка можно вылечить, наполняла его мир смыслом. Это потрясет основы.

– Что вы скажете Бауэрам? – спросила я. Не обсуждалось, что они должны узнать. Но я представить не могла, как это все поменяет.

Рон не задумывался над ответом. Этого он ждал весь день.

– Я могу сказать им только правду. Их дочь – убийца, и пока она не станет взрослой, они несут ответственность за то, чтобы она никому больше не причинила вреда.

– Когда?

– Что когда?

Я прочистила горло.

– Когда вы им скажете?

Рон посмотрел на часы.

– Сейчас уже слишком поздно, так что займемся этим с утра.

– Можно мне пойти с вами?

Он нахмурился.

– Едва ли это хорошая идея.

– Послушайте; если бы я захотела, я могла бы сегодня вечером отправиться к ним и все рассказать. Я отстранена от дела: и я уже сказала, что они стали мне семьей более, чем кто-либо еще. Ожидая до утра; чтобы пойти с вами, я делаю вам одолжение, – я надеялась, они услышат в моих словах угрозу.

Мне невыносима была мысль, что Кристоферу придется выслушивать такие новости и некому будет его поддержать. Ханна сама едва держалась, и она испытает облегчение. Элейн призналась, что Ханна говорила с ней об отказе от родительских прав и переустройстве Джейни. Ненавижу это слово, будто ребенок – это домашнее животное, но в некоторых обстоятельствах государство разрешает вернуть усыновленного ребенка. Я не сомневалась, что теперь Ханна станет добиваться этого еще активнее.

И я ее не винила. В отличие от Кристофера я знала, что иногда детские травмы неизлечимы. В этом страшная сторона жизни и моей работы, но от этого она не становится менее реальной. Джейни вылечить нельзя, но он готов был посвятить этому всю жизнь. Это я знала наверняка, и если я не приду на помощь, он будет бороться в одиночестве.

Люк сложил руки на столе.

– Вам следует знать, что поверенный Грега направил административный иск против Службы по защите прав детей. – Он остановился, дал мне осознать слова. – Ваше имя тоже упоминается в этом иске.