Дот Хатчисон - День всех пропавших

Обычно Ксиомара – «жаворонок», одна из тех пташек, которые буквально заливаются с раннего утра. Однако сегодня утром она сдержанна и бледна. Сидит за кухонным столом, уставившись в кружку кофе с молоком и корицей. Затем поднимает взгляд, замечает пленку, которой я обернула бинты, чтобы принять душ, и хмурится:

– Это сделал мой сын?

– Да, но не в том смысле.

Сажусь напротив и вытягиваю руку, чтобы она могла внимательно осмотреть ее. Ксиомара несколько десятков лет была медсестрой в кабинете одного и того же врача, а когда врач продал свое место и ушел на пенсию, уволилась. Меньше чем через четыре месяца Ксио не выдержала и устроилась на полставки в школу медсестрой, трудясь посменно с коллегами, которые тоже не смогли окончательно бросить работу.

Она смотрит на меня весьма сурово, после чего приступает к разматыванию пленки и бинтов.

– Намеренно или нет, но он причинил тебе боль, Элиза. Я верю в несчастный случай, но это не означает, что произошедшее – не его вина.

Она осторожничает возле нелопнувших волдырей; пальцы не касаются поврежденной кожи в тех местах, где лопнувшие волдыри аккуратно срезали, чтобы предотвратить занесение инфекции. Я достаю антибактериальный крем, который мне дали в больнице. Ксиомара кивает и берет тюбик.

– У Брэндона всегда был вспыльчивый нрав. Унаследовал от меня. После того как Фейт…

Она замолкает и поджимает губы, вновь переживая обрушившуюся новость. Затем продолжает:

– Потом все стало еще хуже. Мы несем ответственность за свою вспыльчивость, особенно если в результате причинили кому-то боль. Вспыльчивые люди должны вести себя осторожнее.

Она мягко втирает крем, проверяя, не просочилась ли жидкость через бинты, и профессионально накладывает повязку заново.

– Твое желание извинить его действия говорит о тебе только хорошее, но будь осторожна: если станешь слишком сильно стараться оправдать его, это пойдет во вред тебе самой.

Киваю и ничего не отвечаю: это же его мать. Кроме того, возможно… возможно, когда я осознала, что же именно произошло между мной и Клиффом, то стала раньше замечать признаки того, как кто-то катится по наклонной, предупреждающие знаки. Считаю ли я, что Брэн когда-нибудь станет жестоким? Нет, черт возьми, он скорее отрубит себе руку. Но, возможно, Ксиомара права и следует нести ответственность в полной мере даже за последствия несчастных случаев…

– Элиза, я хотела бы кое о чем тебя попросить, если ты можешь это сделать. Или, во всяком случае, попытаешься.

– Что?

Ксиомара берет с соседнего стула сложенное одеяло, встает и встряхивает его. На бледно-голубом фоне с завитушками белых стежков – намеков на облака – посередине изображены две многоконечные звезды, одна в другой. Обе очень красивого цвета радуги. Несколько треугольников разных размеров сочетаются друг с другом таким образом, что видны и звезды, и спирали. Края одеяла опоясывает широкая полоса: цвета подобраны так, что весь спектр радуги повторяется снова и снова.

– Основной узор называется «компас моряка», – сообщает Ксиомара. – В честь розы ветров и компаса, которым пользовались моряки: с их помощью они находили дорогу домой.

Она снова встряхивает одеяло и сворачивает несколькими движениями – у меня никогда не получалось так быстро и ловко.

– Сачин Карван стал первым настоящим другом Брэндона после исчезновения Фейт. У них общее ужасное прошлое. – Поглаживает материю, рассеянно прослеживая пальцем линию стежков. – Два года маленькая девочка жила всего в паре улиц, и никто из нас ничего не подозревал. – Делает глубокий вдох. – Знаю, сначала надо исследовать вещественные доказательства, хоть вы и были так добры, что избавили нас от подробностей. Однако вскоре той маленькой девочке разрешат вернуться домой, а гробы… гробы так…

Накрываю ее ладонь своей. Ксиомара отвечает дрожащей улыбкой.

– Я хотела бы, чтобы она отправилась домой вместе с ним, если можно. Это личное одеяло Фейт. Abuela сшила его еще до ее рождения. Вначале оно казалось слишком большим, а потом – слишком красивым, чтобы пользоваться им каждый день. Но всякий раз, когда семья возвращалась издалека, мы клали одеяло ей в кровать.

– Вы не могли знать, что Дэвис держит похищенную девочку у себя в доме.

– Не могла, да. Будь он неосмотрителен, его поймали бы давным-давно. Я не могу винить себя за то, что ничего не подозревала, как и все остальные. Однако Эрин провела там столько времени в том же положении, как и Фейт… Она слишком давно не видела людской доброты.

– Я передам просьбу судмедэкспертам. Не думаю, что откажут.

– Gracias, mija.

– Хотите, чтобы я отвезла что-то в Омаху? Для Фейт?

Улыбка на лице женщины становится шире, хотя глаза по-прежнему блестят от слез.

– Я сама передам кое-что сыну. Ему понадобится какое-то поручение, чтобы не надломиться.

Раздается стук во входную дверь – достаточно громкий, чтобы услышали, но в то же время достаточно тихий, чтобы не разбудить спящих.

– Думаю, это Иан или Карван.

– Наверное. Ты определила по стуку?

– Это фирменный стук.

Первые несколько недель после моего появления в команде Финни принудительно тренировал меня особым образом стучать – и разговаривать. Ксиомара идет к двери и возвращается с Ианом и Конни Мэтсон. За ними следует еще один человек – примерно одних лет с Брэном, хотя проседь в темных волосах только начинает пробиваться на висках. Кожа тоже смуглая, глаза темные; он весь в черном, за исключением желтой ленты на лацкане. Ленты с надписью «Помните о пропавших детях».

Агент Карван.

– О, знаменитая Элиза, – приветствует он, вымучивая улыбку на мрачном лице. Не очень успешно. – Рад встретиться, несмотря на обстоятельства.

– Я тоже. Хорошо, что тебе удалось сюда добраться.

– Ни за что на свете не пропустил бы такое. Спасибо, благодаря тебе я узнал о произошедшем.

Строго говоря, благодарить следует Вика, но не стану придираться.

У Конни и Иана – термосы, из крышек которых струится пар. Ксио берет с полки кофеварку.

– Сачин, не желаете кофе?

– Спасибо, Ксиомара, буду очень признателен.

Она наливает кофе и протягивает ему, затем роется в шкафчике в поисках чайных пакетиков.

– Элиза, «Эрл Грей» подойдет?

– Вполне, Ксио.

Шира считает, что «Эрл Грей» на вкус как тушеные носки, приготовленные после тренировки в спортзале. Я отнюдь не обожаю этот сорт, разве что его разновидность «Лондонский туман», но и ненависти не испытываю.

Карван смотрит в свою кружку с кофе.

– Помню мистера Дэвиса. Помогал мне с математикой. Никогда не предположил бы, что он…

– Сачин, никто не предполагал, – мягко замечаю я. Обращаться к нему по имени все еще непривычно. – Никто ничего не подозревал, а «никто» на протяжении тридцати лет – это очень много людей. Тебе было всего четырнадцать.