Дот Хатчисон - День всех пропавших

Паул поднимает голову, окидывает сына взглядом, затем еще раз, и откладывает вязание в сторону.

– Что-то случилось?

– И да и нет. Мы…

Брэн беспомощно смотрит на меня. До последнего времени я почти никогда не видела на его лице такого выражения.

– Наверное, вам стоит присесть, – говорю я Ксиомаре. – Сообщить эту новость тактично не получится.

– Вы заболели? У вас… – Ксио сглатывает ком в горле. – Ребенок? – шепчет она.

Что?

– Нет, – медленно отвечаю я. – Мы оба здоровы, Ксио. Речь о Фейт.

Ксиомара бледнеет и опускается в кресло рядом с мужем, машинально протянув к нему руку. Их ладони встречаются, они опираются друг на друга.

– Вы что-то разузнали? После стольких лет?

– Разузнал Иан, а его информация стала ключом к разгадке остальных тайн.

Присаживаюсь на краешек дивана: учитывая тему грядущего разговора, устраиваться с комфортом совсем не хочется. Брэн садится рядом, широко расставив колени и сцепив руки между ними.

– Меньше чем неделю назад девочка Бруклин Мерсер пропала по пути домой из школы в Ричмонде, штат Вирджиния. Нас вызвали на место происшествия только на следующее утро. Она – восьмилетняя блондинка с голубыми глазами.

Взгляд Брэна мельком останавливается на мне, перебегает к одной из фотографий Фейт на стене и обратно.

– Иан увидел Бруклин в новостях и предоставил нам данные по нескольким другим делам о пропажах, которые расследовал все это время. Все девочки внешне похожи и исчезли в одно время года.

Костяшки Брэна постепенно белеют от напряжения: я знакомлю его родителей с очень отретушированной версией наших открытий. Не уверена, потеряли они дар речи или просто пока не хотят ничего говорить, но оба молча слушают меня до конца – до озвучивания причины, по которой мы приехали в Тампу.

– Эта девочка, Бруклин… с ней всё в порядке? – спрашивает Ксиомара, как только я умолкаю. – Она поправится?

– Совершенно в порядке. Она проведет несколько дней в больнице, и врачи будут следить за состоянием ее крови еще некоторое время, даже когда она вернется домой. Но они уверены, что она поправится целиком и полностью.

– Хорошо, – женщина кивает. – Хорошо.

Паул почесывает лицо: я так много раз видела этот жест в исполнении его сына, что мне становится почти жутко.

– А Фейт…

Мертва. Но почему-то я не в состоянии заставить себя произнести это. Почему-то сказать «м…» слишком тяжело – самое звучание слова кажется слишком резким.

– Полагаем, она похоронена в Омахе, – отвечаю я. – Завтра поедем туда. Полицейские согласились подождать нас.

– Нас?

– Нас двоих, папа, – поясняет Брэн – это его первая фраза с тех пор, как мы расположились в гостиной. – Плюс Иан и Сачин.

– Сачин? С чего бы… О боже мой, – бормочет Ксиомара. – Подруга его сестры.

– Эрин Бэйли, – кивает Брэн. – Полагаем, она похоронена здесь, в Тампе. Сачин приедет ради нее, а потом полетит с нами в Омаху. Но мы хотели… мы подумали…

– Мы пытаемся добиться, чтобы все девочки были найдены и опознаны, а их семьи оповещены до того, как все попадет в новости, – заканчиваю за него. – Завтра утром проведем обыск по ордеру в доме, который арендовал Дэвис, когда жил здесь. Вполне вероятно, что придется раскопать часть двора. Мы хотели удостовериться, что вы будете в курсе происходящего до того, как все начнется – особенно учитывая, что мы ожидаем найти.

– Эрин Бэйли, – мягко говорит Паул. – Чья-то маленькая дочка.

– Да.

– А этот человек – он… что он делает с ними? – спрашивает Ксиомара. – Он… он трогает их?

– Насколько нам известно, нет. Они для него – замена дочери, которой он лишился из-за рака.

– Замена… – эхом отзывается женщина. – Тогда почему… почему он убивает их?

– Потому что он лишился дочери из-за рака. Он хочет начать все заново – с другим финалом, получше: прожить счастливую жизнь с дочерью, которой они не должны были лишиться, но она умерла. Травма, нанесенная ее болезнью и смертью, полностью изменила его. По сути, исковеркала сознание. Он не может изменить судьбу дочери.

– Элиза, ты жалеешь его?

– Да, – просто отвечаю я. И чувствую, как Брэн бьет мое колено своим, дергаясь и ворочаясь в кресле. – Это не оправдывает содеянного. Не освобождает от ответственности. Не знаю, заслуживает ли он прощения и должен ли получить его. Но – да, я жалею его. Смерть дочери стала потрясением. Он не смог собрать себя воедино и жить жизнью, в которой было бы что-то кроме горя. Это вызывает жалость.

По обветренным щекам Паула катятся слезы. Они постоянно обгоревшие, потому что каждый раз перед пробежкой он забывает нанести солнцезащитный крем. Ксио не плачет, однако ее глаза блестят.

– Знаю, вы надеялись не на такой ответ…

Однако мать Брэна прерывает меня, мотнув головой:

– Элиза, это честный ответ. После стольких лет мы наконец узнали правду, и теперь наша дочь вернется домой. Мы питали надежду, – с грустью продолжает женщина. – Как могло быть иначе? Однако прошли годы с тех пор, когда мы искренне верили, что она еще жива…

Паул икает и закрывает лицо ладонью, больше не прижимаясь к жене:

– По крайней мере… по крайней мере, она не мучилась все это время. В этом есть некое милосердие. Esos pequenos consuelos [84] Маленькое утешение (исп.). .

Нижняя губа Ксиомары и подбородок начинают дрожать.

– Доченька… Моя маленькая дочка…

Брэн срывается с дивана и, спотыкаясь, встает на колени перед родителями. Они прижимаются к сыну, который обнимает обоих за спины. На моих глазах плечи Ксио начинают трястись: она рыдает.

Молча выхожу на крыльцо, где сидит Альберто с вазой сладостей. Он с ухмылкой смотрит на стайку мальчиков, едва-едва достигших того возраста, в котором разрешается пройти от тротуара к крыльцу без сопровождения родителей. Вижу, как в дальнем конце двора стоят и разговаривают, одновременно присматривая за ними, трое взрослых. Но как только мальчики уходят, Альберто с серьезным видом поворачивается ко мне.

– Всё в порядке? – с тревогой спрашивает он. – Tio Брэндон никогда не приезжает сюда на Хеллоуин. Он не заболел, нет?

– Не заболел, – заверяю его, усаживаясь рядом на перила и слегка разворачиваясь, чтобы прислониться спиной к столбу. – Знаю, вы одна семья, но пока не могу об этом говорить. Скоро все узнаешь.

Его взгляд падает на пистолет в кобуре у меня на бедре и значок агента на поясе.

– Речь идет о tia Фейт, верно?

– Ты называешь ее tia?

– Папа сказал, что нам не следует прекращать обращаться к членам семьи как к членам семьи лишь потому, что они умерли или пропали. Bisa buelo [85] Прадедушка (исп.). умер много лет назад, но он по-прежнему bisa buelo, не так ли?

– Si. Eso me llena de amor [86] Да. Одна мысль о нем переполняет меня любовью (исп.). .