Дот Хатчисон - День всех пропавших

В конце концов Вик просто повторяет:

– Оставайся на связи.

Трус.

Отключаю связь и смотрю на Кирни, но первым заговаривает офицер Уэйн:

– Что он подразумевал под «дело в психологии»?

– Дэвис заново переживал болезнь и смерть дочери в течение тридцати одного года, – тихо отвечаю я. – До того момента, как запер Бруклин в той комнате, он, вероятно, относился к ней как к Бруклин – чужой девочке. Но как только она попала в комнату Лизы, то стала Лизой. Дэвис уже не способен воспринимать ее иначе. Поэтому он искренне волновался за Бруклин и помогал ее искать: девочка у него в подвале – Лиза, а не Бруклин. Его дочь. А теперь мы угрожаем разрушить эту иллюзию, пытаясь пробудить в преступнике рациональную часть сознания.

– Значит, если он так помешан на дочери…

– Вот именно. Дэвис помнит меня, но мое сходство с Лизой каждый раз будет шокировать его. Как золотую рыбку, которая снова и снова открывает для себя подводный замок в аквариуме.

– Моя девушка настаивает, чтобы я сдал экзамен и стал детективом, – сообщает Тодд. – В следующий раз, когда поднимет тему, скажу ей, что не собираюсь именно по этой причине.

Полицейский Капкейк гавкает – будто в знак согласия.

Отправляю Прие список нужных вещей и просьбу снять прикрепленный к холодильнику чек за аренду квартиры и завтра оставить в канцелярии на мое имя. Жильцы моего дома не раз умоляли дать им возможность заплатить пораньше, или делать это онлайн, или отправлять чеки по почте – в общем, любой вариант, чтобы не просиживать в канцелярии рабочие часы в один из первых трех дней месяца, – увы, тщетно. Не раз в начале месяца меня не было в городе, так что Дженни Хановериан приходила вносить арендную плату за меня.

Кажется, Прия уже едет, так как ответ приходит бессвязный: такое бывает, когда она пользуется функцией «продиктовать сообщение». У родившейся в Лондоне, выросшей в Бостоне и имеющей дом в Париже девушки смешанный акцент, напрочь озадачивающий ее телефон.

– Как только приедут судмедэксперты, надо будет отвезти тебя в больницу, – сообщает мне Кирни, вставая и снимая перчатки.

– А?..

– На твою повязку попала грязь из могилы, а вдобавок, похоже, жидкость из лопнувших волдырей просачивается через марлю. Не самое лучшее сочетание.

Точно.

– Бруклин случайно раздавила несколько волдырей. А разве грязь считается могильной, если на теле нет признаков разложения?

– Вероятно, нет, но ты ведь понимаешь, почему мне сейчас на это плевать?

– Потому что грязь есть грязь и ей не место в открытых ранах?

– Умная девочка.

Бернсайд похлопывает Кирни по плечу.

– Наш маленький Котенок нашел себе достойное место.

Она пытается зашипеть на него, однако результат больше походит на чих, потому что одновременно Касс смеется.

Смотрю на зловещий сверток, когда-то бывший жизнерадостной маленькой девочкой. С учетом аневризмы вполне вероятно, что она в любом случае не пережила бы прошлый год. Однако она провела бы его не перепуганной и запертой в подвале. Ее похоронили бы подобающим образом, в присутствии семьи, под своим именем, а не зарыли тайком. Она умерла бы как Кендалл.

А не Лиза.

– Милая, скоро мы вернем тебя домой, – шепчу я.

Когда минивэн Дженни подъезжает к больнице, я ничуть не удивлена, обнаружив за рулем вместо Прии Брэна. Он еще может смириться, когда водит Вик, но пассажир из него и вправду ужасный.

– В Тампе сейчас около восьмидесяти градусов [76] По Фаренгейту; ок. 27 градусов по Цельсию. , а в Омахе может выпасть снег, – докладывает Прия и машет через окно Кирни. Тем временем я забираюсь на сиденье в среднем ряду. Иан в солнечных очках растянулся сзади и быстро заснул. – Так что содержимое твоей сумки несколько странное, не по погоде.

– Верно.

– Завтра разберусь с твоей арендой. Глупо с их стороны так усложнять это.

– Спасибо.

Перед тем как пристегнуться, наклоняюсь вперед и дергаю Брэна за волосы.

– Ты как – держишься?

– Упрямство – полезная штука. Напомни, почему мы забираем тебя из больницы?

– Нужно было прочистить лопнувшие волдыри и сменить запачкавшиеся бинты.

Брэн долго смотрит на меня через зеркало заднего вида, но ничего не отвечает.

– Сегодня, в такой день, с Инарой и Викторией-Блисс все будет в порядке? – Прия ерзает на сиденье и наконец находит позу, в которой может видеть одновременно меня и Брэна.

– Полагаю, да. До этого года встречи проводились в основном ради Кили. Девушки, конечно, грустят и злятся из-за погибших девочек, но все-таки той ночью они спаслись. Воспоминания тяжелые, но девушки уже не задыхаются от этой тяжести. Когда Кили расправила крылья, они приехали сюда, потому что… почему бы не приехать, если можно? Думаю, они с нетерпением ждали возможности раздавать в Хеллоуин детям сладости. Раньше девушки никогда этого не делали.

– А что, в Нью-Йорке не играют в «сладость или гадость»?

– Нет, все дети в их районе отмечают праздник в школах – в целях безопасности.

Школа Бруклин тоже рассматривала такой вариант. Интересно, прибегли они к нему или же после обнаружения девочки все вздохнули с облегчением и решили отпустить детей на волю?

– Пару недель назад, – начинаю я, – я заказала Инаре торт на день рождения из той самой булочной, которой пользуется Марлен, если не может приготовить что-то к празднику. Если не возражаешь, позвоню им и предупрежу, что торт заберешь ты.

Паркуемся на обочине, Брэн тянется к заднему сиденью – разбудить Иана. Роюсь в сумке, чтобы убедиться, что лицензия на право ношения оружия в самолете по-прежнему на месте, в кармане. В рабочее время, когда не в офисе, я обязана носить с собой оружие – в том числе и в самолете. Нам всем пришлось пройти экзамен для получения дополнительного сертификата от управления транспортной безопасности. Поскольку Брэн официально в отпуске, он безоружен.

Прия надолго заключает Брэна в объятия. Он касается щекой ее макушки. Оба молчат. Потом Прия обнимает прищурившегося Иана и подходит ко мне.

– Если что-то понадобится… – начинает она и вместо продолжения фразы чмокает в щеку.

– …то позвоню, – обещаю я. – Присматривай за Инарой и Викторией-Блисс независимо от того, всё ли с ними в порядке с виду или нет.

Вылет через час. В обычной ситуации не факт, что мы успели бы миновать все контрольные посты, однако сейчас, после полудня, в аэропорту тихо и немноголюдно. Большую часть потраченного на стояние в очереди времени занимает проверка документов. Когда наконец охранники делают жест «проходите» – кобура с пистолетом по-прежнему висит у меня на бедре, – Брэн с Ианом уже ждут с чашками в руках.

С благодарностью принимаю протянутую Брэном чашку и глубоко вдыхаю поднимающийся от напитка пар. М-м-м, горячий шоколад… Уоттс и Рамирес сошлись во мнении, что без куртки я выгляжу нежнее, так что бóльшую часть утра пришлось дрожать и мерзнуть. Когда мы проходим мимо кофейни, бариста взирает на кружку Брэна с искренней тревогой.