Хелен Чандлер - Мера ее вины

— Миссис Блоксхэм… — произнесла судья.

— Мисс Блоксхэм, — громким голосом поправила ее Мария. — Не надо называть меня «миссис», это слово перед фамилией мне нужно не больше, чем обручальное кольцо. Мне пришлось срезать его с пальца. Это было очень больно, точно так же, как и все остальное, связанное с Эдвардом.

Ее честь судья Дауни рассерженно посмотрела на Марию, обдумывая свой ответ. Тут Ньюэлл успел вставить слово.

— Простите, ваша честь, моей клиентке непросто вспоминать о тех травматических событиях.

— Ваша клиентка должна понимать, что обязана с вашей помощью и через вас обращаться ко мне и мисс Паскал, — отвечала судья. — На этот раз я не буду предпринимать никаких мер, но в следующий раз не допущу такого поведения. Продолжайте, мистер Ньюэлл.

На трибуне перед Марией лежала ручка «Биро» фирмы «Бик». Пока Джеймс Ньюэлл перебирал свои бумаги, она взяла ручку, быстро вынула стержень и сломала пополам прозрачный пластик ее корпуса. Она понимала, что должна сконцентрироваться, контролировать себя и не позволить себе сломаться под тяжестью воспоминаний.

— Вы могли бы описать первые годы после вашего замужества? — спросил Ньюэлл.

Мария изо всех сил воткнула острый конец половинки пластикового корпуса ручки себе в ладонь, крепко зажала и сосредоточила взгляд на одной точке противоположной стены. Боль была сильной и четкой, она закрыла собой все. Мария несколько раз моргнула, сделала глубокий вдох и вернулась к воспоминаниям тех лет, которые провела в самоотрицании и смятении.

— Это были годы целой череды разочарований. Было ощущение, что всё вокруг, за исключением Эдварда, меня подводит. А он после каждого удара поднимал меня на ноги. Только через несколько лет я поняла, что это именно он подстроил все мои жизненные неудачи, чтобы остаться единственным человеком в моей жизни.

— Вы можете привести какой-нибудь пример? — попросил Ньюэлл.

— Моя лучшая подруга… — Мария улыбнулась и еще на миллиметр глубже воткнула в мякоть ладони корпус ручки.

Она уже много лет назад запретила себе вспоминать о той утрате. Это была потеря ее последнего контакта с окружающим миром, за исключением Эдварда. Она тогда впала в глубокую депрессию.

— Андреа. Обычно мы встречались с ней раз в месяц. До свадьбы Эдвард еще терпел нашу дружбу, но после заключения брака уже не собирался этого делать. Для начала он сказал мне, что хочет, чтобы все вечера я проводила с ним, ведь целый день он так напряженно работал. Мне польстило такое отношение, я была очень рада. Мне было приятно чувствовать, что я нужна ему, что я желанна. И я несколько раз придумывала разные предлоги, по которым не могла провести с Андреа вечер. На самом деле я отказывалась встречаться с ней из-за чувства гордости. Вам, возможно, сложно сейчас в это поверить, но в то время я обожала свой размеренный и распланированный образ жизни. Я возвращалась с работы, готовила ужин, зажигала камин и клала на журнальный столик его любимую газету. Он по этому поводу как бы шутил, но на самом деле измывался надо мной и унижал.

Мария с трудом сглотнула слюну, чувствуя, как все на нее смотрят, и испытывая болезненное чувство унижения из-за того, что была ему когда-то так верна. Трясущейся рукой она подняла к губам стакан воды. Тут на помощь пришел Ньюэлл.

— Вы говорите, что он как бы шутил, но на самом деле измывался, — сказал адвокат. — Вы помните, как именно это происходило?

Она кивнула.

— Иногда, когда я приносила ему тапочки, он говорил мне «хорошая собачка» и гладил по голове. Какое-то время я считала, что это шутка, игра, понимаете? Однажды я рассказала об этом Андреа. Я ожидала, что она рассмеется и согласится, что это милая и безобидная шутка. Но когда она сказала, что все это совсем не так, я обиделась и начала грубить. Мне кажется, тогда у нее было такое выражение лица, что я увидела подтверждение собственных подозрений в том, что Эдвард смеялся не со мной, а надо мной. Я обвинила Андреа в том, что у нее нет чувства юмора. Я даже сказала ей, что она специально стремится найти недостатки в характере моего мужа. После этого мы практически перестали видеться, и наши отношения стали натянутыми.

— И тогда вы окончательно потеряли контакт с Андреа? — спросил адвокат.

Мария сделала глубокий вдох и посмотрела на присяжных. Некоторые из них сидели, сложив руки на груди. Судя по их позе и выражению лиц, ей не удалось убедить их. Но присяжные помоложе, подавшись вперед, что-то записывали, и вид у них был заинтересованный. Старшина присяжных наклонилась к своему соседу, немолодому мужчине, и что-то зашептала ему на ухо. Мария поняла, что ее рассказ не производит на этих двоих никакого впечатления. Что она должна была сделать, чтобы достучаться до них? Начать рыдать и раскрывать им свое сердце?

— Мисс Блоксхэм, вы рассказывали об отношениях с подругой Андреа, — напомнил ей Ньюэлл.

— Да, простите. Мы действительно перестали общаться, но только после нашей последней встречи, о которой я сейчас расскажу. Однажды вечером, выйдя с работы, я увидела, что она меня ждет. Я шла в сторону автобусной остановки, как вдруг услышала, что она меня окликнула. К тому времени Андреа уже перестала мне звонить и не предупредила о том, что придет.

Марии показалось, что перед ее глазами, как живая, стоит одетая в ярко-красное пальто улыбающаяся подруга, словно между ними и не было никакой размолвки.

— Она спросила меня, где я поставила машину, и я ответила, что по совету Эдварда продала автомобиль, поскольку в таком состоянии он никогда не пройдет ТО. Андреа никак на это не отреагировала, что было очень не похоже на нее. Раньше она обязательно сказала бы, что Эдвард, как всегда, решает за меня, что я должна делать. Помню, я с облегчением выдохнула оттого, что Андреа не стала со мной спорить. Сейчас, вспоминая ту встречу, я осознаю́, что сразу после этого должна была понять: что-то идет не так. Тогда я сказала ей, что у меня есть время на чашку кофе, но я не должна пропустить свой автобус. Я дала лучшей подруге, с которой общалась десять лет, двадцать минут… — Мария улыбнулась собственной глупости и покачала головой. — Она пыталась предупредить меня, а я не послушала. Я не оправдала нашей дружбы.

— О чем она хотела вас предупредить? — задал наводящий вопрос Ньюэлл.

Мария с удивлением подняла брови.

— Об Эдварде, конечно. Андреа раскусила его с самого начала. Она не была такой наивной дурой, как я, которая к тому же находилась в состоянии отчаяния, от которого человек становится слепым. Андреа сказала, что скучала по мне. Не помню, что я ей на это ответила, — может быть, тоже сказала, что скучала, а может, я просто хочу думать, что ответила именно так… Будем надеяться на то, что я сказала, что скучала. Точно помню лишь то, что я ужасно волновалась и боялась пропустить автобус и не успеть приготовить ужин вовремя. Эдвард не любил, когда я выбивалась из графика.