Уильям Байер - Фотография из Люцерна [litres]

– Манипуляций?!

– Она считала, что хороший реквизит – половина дела, способствует созданию правильного настроя. Темные подвалы, вроде того, где она работала с Рысью, ей страшно не нравились. Она хотела работать в «чистом, хорошо освещенном помещении».

– Чем больше я про нее узнаю, тем интереснее.

– Что-то происходило в ее голове, что-то такое, чем она не хотела делиться. Когда мы разговаривали, она вроде и внимательно слушала, но в тоже время думала о чем-то своем.

Джош говорит, что жалюзи будут готовы через неделю. У двери он медлит.

– Я поднимался на крышу, Кларенс мне разрешил. Он в полном расстройстве, что обе двери оказались не заперты. Ты права: там есть место, где можно переждать грозу. И перепрыгнуть с соседней крыши тоже можно. Но если там и был кто-нибудь, он наверняка поднялся по внутренней лестнице. Кларенсу надо поставить сигнализацию, камеры в вестибюле и на лестничных площадках. Правда против этого якобы возражает его тетушка – поскольку может пострадать аутентичная историческая отделка помещений. Кларенс пообещал снова с ней поговорить на эту тему, но у меня ощущение, что только пообещал.

– С чего ты решил?

– По-моему, здесь происходит что-то мутное. Видела, по вестибюлю все время снуют китайцы в темных костюмах? Если с ними здороваешься, едва кивают. Вряд ли они придут в восторг от видеонаблюдения.

– Думаешь, криминал?

Джош пожимает плечами и интересуется:

– А ты не думаешь, что на крыше был Кларенс?

– Боже! Надеюсь, что нет.

Но мысль уже засела в моей голове.

Отправляясь на пробежку вокруг озера Лэйк-Мерритт, я часто встречаю бездомного, расположившегося на углу Четырнадцатой и Эллис-стрит. Чернокожий старик – я слышала, как его называли Джейком, – всегда приветствует меня громким «Здорово, цыпочка!» и беззубой улыбкой. Сегодня он куда-то толкает свою тележку, загруженную пустыми банками из-под пива. Я, как обычно, машу ему, но он не реагирует.

И только когда я оказываюсь совсем близко, шепчет:

– Поаккуратнее с тем зеленым, цыпочка.

Я приглашаю Скарпачи подняться ко мне. Клетка-камера вгоняет его в ступор.

– Это наследство Шанталь? – интересуется он.

Я киваю и показываю ему «Королеву Мечей»

– А это ее портрет. Работы Джоша.

Скарпачи застывает перед картиной, словно посетитель музея – перед Матиссом.

– Как живая. А я видел ее только в морге. – Он вертит по сторонам головой. – Теперь понятно, почему вам здесь понравилось. – Внимательно рассматривает мое чернильное творчество. – Дама-психиатр, которая меня обследовала, показывала нечто в этом роде: странные картинки со странными существами. Но, поскольку я хотел вернуться к оперативной работе, то все больше помалкивал.

Я рассказываю ему о камерах и микрофонах, которые установил Джош по просьбе Шанталь, – и с помощью которых он наблюдал за сеансами, когда у нее были какие-то опасения.

– То есть он свидетель ее встреч с клиентами. Как давно вам об этом известно?

Признаюсь, что довольно давно.

– Пожалуйста, на будущее: не надо ничего от меня скрывать, ладно? Откровенно, так откровенно.

Тогда я упоминаю инцидент во время грозы, и он настораживается.

– Вы заметил эти камеры на потолке? Я пришлю специалиста, пусть проверит помещение.

– Это обязательно?

– Ради вашей безопасности. Если кто-то за вами следит, лучше выяснить это побыстрее.

Он звонит своему специалисту и предлагает продолжить разговор на улице.

– На случай, если жучки все-таки есть.

Мы идем в сторону Оклендского музея, и Скарпачи рассказывает про убийство в Сан-Хосе:

– Я поговорил с детективом, который вел то дело. Рысь была права: пули из тела вытащили. Отсюда следует, что убийца использовал засвеченное оружие. Или ему так нравится собственная пушка, что он не желает ее светить.

– То есть убийца все-таки полицейский?

– Может быть. Но у жертвы, за исключением рода занятий, не было с Шанталь ничего общего. Англичанка, среднего возраста, работала в нижнем ценовом сегменте. Была обнаружена мертвой в своем «подземелье» – если так можно назвать замызганное полуподвальное помещение в Восточном Сан-Хосе. Дверь не заперта, следы борьбы отсутствуют. Детектив решил, что ее убил клиент. И да, некоторые копы тоже ходят к профессионалкам.

– То есть никаких совпадений.

– Кажется так. Идея с серийным маньяком – интересная. Допустим, есть парень, который посещает доминатрикс, потом приходит в ярость и убивает их… Но не срастается: там стрельба – здесь удушение; там тело оставили на месте, здесь – засунули в багажник чужой машины; там госпожа была немолодая и дешевая, здесь – молодая, ухоженная, для богатых. Скорее всего, эти два убийства все-таки не связаны.

Мы возвращаемся в лофт, и вскоре звонит домофон. Женский голос требует детектива Скарпачи. Я нажимаю кнопку.

Специалистом оказывается миниатюрная славянского вида женщина: у нее с собой рюкзак, набитый всякой электроникой, наушниками, датчиками и измерительными приборами.

Скарпачи представляет ее:

– Это Надя, моя форточница.

– Кто?!

Надя поясняет:

– Это производное от слова «форточка». – Она говорит с русским акцентом. – Очень узкое кухонное окно в московских квартирах. «Форточница» – гибкая худенькая девушка, вроде меня, которая в состоянии протиснуться через такое отверстие.

– То есть ты воровка? – уточняю я.

– Была раньше. – Она улыбается. – А потом детектив Скарпачи поймал меня с полными карманами камешков.

– Она была первоклассной воровкой, – поясняет Скарпачи. – Могла проникнуть куда угодно и открыть любой сейф. Я работал по делу о краже: кто-то влезал в мастерские к ювелирам, причем на верхних этажах. Получил наводку, устроил засаду и перехватил Надю уже у самой земли. Мы договорились. Она признала вину и сдала своего босса, русского, главаря банды. А в ответ прокурор пошел на уступки.

– Ну, не совсем на уступки, – возражает Надя. – Год в тюрьме я отсидела. Хотя это даже неплохо, выучилась на парикмахера. – Она ухмыляется. – Когда я вышла, то решила навестить своего дружка Скарпачи, и он отправил меня на курсы по технической безопасности. Так что теперь я работаю по контракту на полицию Окленда, Хэйварда и Беркли.

– Она одна из лучших. Покажи класс, малявка! И посмотри, можно ли забраться внутрь.

– Я тебе сразу скажу – можно. С крыши попасть в пентхаус легче легкого.

Она показывает на камеры на потолке:

– Знаешь о них?

Я поворачиваюсь к Скарпачи.

– Это вы ей сказали?

Он качает головой.

– Легко заметить, – говорит Надя. – Я заметила сразу, как вошла. Закончу тут, и сниму их.

Надя принимается за работу, а Скарпачи снова рассматривает мои чернильные картины.