Симона Сент-Джеймс - Сломанные девочки [litres]

– Господи боже, немедленно приведи себя в порядок, если не хочешь, чтобы отец застал тебя в таком виде.

– Я не…

– Кейти. – Мать больно сжимала ее руку.

На ней была шелковая блузка в цветочек и темно-зеленая юбка, чулки и туфли на каблуках. Кейти чувствовала знакомый запах матери – мыла Calgon и помады для волос от Severens. Взгляд, которым мать смотрела на нее, тоже был ей знаком: в нем сочетались злость, страх и глубокое презрение. «Когда-нибудь ты попадешь в беду», – говорила Кейти мать бесчисленное количество раз. Она шипела эти слова ей в лицо, когда отца не было рядом, каждый раз, когда Кейти пыталась сбежать. – «Я не знаю, что с тобой не так, и никогда не знала. Но когда-нибудь ты попадешь в беду».

– Вперед, – сказала мать, подталкивая ее к лестнице.

Разумеется, они винили во всем Кейти. Они даже не спросили у нее, что это был за мальчик, а она сама не стала им говорить. Как она и ожидала, за этим событием последовали тихие разговоры родителей за закрытыми дверями. Кейти уже подумывала еще раз сбежать из дома, но вместо этого через три недели ее отвезли в Айдлуайлд. К этому моменту синяк у нее на щеке уже сошел, а колени зажили.

В комнате стояла тишина. Воздух был затхлым и прозрачным. Паук в углу перестал двигаться. Но Кейти это не обмануло.

Где-то слышалось дыхание. Тихий звук, который шел неизвестно откуда.

А затем вместе с дыханием пришли слова. Умоляющий тон.

– Впусти меня.

Ноги у Кейти одеревенели. Она изо всех сил старалась не описаться.

– Впусти меня.

Теперь голос звучал более ясно и шел со стороны окна.

– Пожалуйста, впусти меня. Я так замерзла. Пожалуйста.

– Нет, – сказала Кейти. Она заставила себя говорить громко. – Нет! Я тебя не впущу! Уходи!

– Пожалуйста, – умолял голос. – Я здесь умру.

Кейти трясло.

– Ты и так мертва! – Она смотрела в окно, но ничего в нем не видела. Обернувшись, она осмотрелась вокруг беспокойным взглядом. – Я тебя не впущу! Уходи, я серьезно!

– Впусти меня, – снова раздался стон, а затем прямо в ушах Кейти зазвучал голос, неотличимый от голоса ее матери. – Когда-нибудь ты попадешь в беду.

Кейти выдохнула. Она ждала, но голоса молчали. Но они обязательно вернутся. Она уже знала, что проведет здесь много времени.

Она подошла к парте, подняла ручку и постучала ею по столешнице, чтобы проверить, не прячутся ли под ней пауки. Затем вернулась на свое место у двери. Держа учебник в одной руке, а ручку в заледеневших пальцах в другой, она написала: «Я заперта в карцере вместе с Мэри Хэнд и не могу выйти».

Она подождала еще секунду и добавила: «Мэри все знает».

В оконное стекло что-то слабо скреблось. Кейти опустилась на пол и скрестила ноги под юбкой.

Бэрроне, Вермонт

Ноябрь 2014 г.

Малкольм Шеридан, потягивая чай, внимательно слушал рассказ Фионы о девочке из колодца. Чем дольше она говорила, тем сильнее рос его интерес – это было понятно по тому, как подрагивало его колено.

– Она у коронера? – спросил он, когда Фиона закончила.

Он имел в виду Соню. Тело Сони.

– Да.

– Скорее всего, ее отдали Дейву Сондерсу. Джейми передаст тебе результаты? Если нет, я могу позвонить Дейву.

Фиона откинулась в старом материнском кресле, обитом тканью в цветочек, и задумалась.

– Не думаю, что в отчете коронера будет что-то неожиданное, – сказала она. – Я видела девочку – у нее был размозжен череп. И я смогу получить отчет через Джейми.

– Со школьными документами вышло очень удачно, – похвалил ее Малкольм.

Очевидно, что его мысли уже обгоняли разговор. Он поставил чашку на стеклянный кофейный столик и, нахмурив брови, впился глазами в его поверхность. Фиона вспомнила, что именно так он всегда выглядел, когда работал над новой статьей. Она не видела отца таким уже много лет.

– Важно понять, не упускаем ли мы чего во Франции, – сказала она, направляя мысль отца в нужное русло. – Может, там есть какие-то родственники, сохранилась семейная история. Что-то большее, чем свидетельство о рождении.

– Ты имеешь в виду документы из концлагеря?

– Да. Джейми обнаружил запись о ее рождении, но…

– Нет, – перебил ее Малкольм. Он встал со стула и начал прохаживаться туда-сюда по комнате. – Поищи в другом месте. В библиотеках, в музеях, в архивах. Официальные регистрационные записи – это самая мелкая деталь картины. Она была еврейкой?

Фиона покачала головой:

– Не знаю.

– Вероятно, нет. Она была слишком маленькой во время войны. Не во все лагеря забирали детей, и не во всех их оставляли в живых. Если ее отца отправили в Дахау, возможно, она осталась с матерью. Думаю, через мать ее будет проще найти.

Фиона посмотрела в свои записи.

– Ее мать звали Эмилй. Эмили Галлипо.

– Но свидетельства о ее смерти не сохранилось, так? – Малкольм взял свою чашку и понес ее в кухню, продолжая говорить на ходу: – Это могло произойти в любом другом лагере. Например, женщин часто отсылали в Равенсбрюк. И детей тоже, как мне кажется. Многие документы, касающиеся концлагерей, годами оставались засекреченными, но сейчас становятся доступны. И, разумеется, некоторые записи полностью утеряны. До появления компьютеров вести документацию было сложно, люди постоянно делали ошибки или хотели выглядеть лучше, чем на самом деле. Это было другое время. У меня есть несколько справочников, но большинство из них уже устарели. В каком-то смысле сейчас особое время для историков, последний шанс застать в живых свидетелей тех событий.

– Хорошо, – сказала Фиона. Она чувствовала комок в горле от возбуждения, но старалась подавить это чувство. Большинство поисков такого рода ни к чему не приводит, напомнила она себе. – Но я не могу поехать во Францию и проверить там все архивы и библиотеки. Что тогда мне делать?

Малкольм снова появился в дверном проеме. Глаза его радостно сверкали.

– Поговорить с кем-то, кто может это сделать. Или уже сделал.

– Но полиция…

– Ты слишком много времени провела с этим своим полицейским, Фи! – Теперь он уже откровенно смеялся над ней. – У полиции и правительства никогда не бывает всех ответов. Их нужно искать просто у людей – как те документы, что ты только что обнаружила. Обычные люди хранят воспоминания и бумаги, которые власти с радостью бы уничтожили.

– Ладно, пап. – Его пора было останавливать, потому что он садился на своего любимого конька. Малкольм развлекал жену политическими лекциями до тех пор, пока не умерла Деб. Хиппи – это навсегда. – В конце концов, никто не запретит нам добывать информацию из самых разных источников. Я обещала Джейми, что мы не станем вмешиваться в полицейское расследование, больше ничего.

– А мы и не вмешиваемся. Полиция проведет вскрытие, какое-то время поищет родственников, решит, что это «глухарь», и забудет об этом деле.