Луиза Дженсен - Свидание [litres]

– Эли!

Крисси потянула меня за руку, и я обернулась.

– Надо поговорить.

– Может, потом? – проорала я, но ее взгляд сказал мне, что потом нельзя.

– Я встречаюсь с мужчиной.

– Здорово! – улыбнулась я.

Она не улыбнулась в ответ.

– Это…

Она опустила глаза, и на какой-то ужасный момент у меня упало сердце, я подумала про Мэтта.

– Это Бен. Мы не хотели тебе говорить, пока не убедимся, что у нас всерьез и надолго.

– Рада за тебя!

Я в самом деле была рада. Пока она не добавила:

– Помнишь, несколько дней назад ты рассказала мне…

Я не выдержала. Я ее толкнула. Толкнула сильно. Хотела остановить слова, которые вот-вот сорвутся с ее губ.

– Заткнись! Заткнись! Заткнись!

Мама. В том ли дело, что это был мой день рождения – всегда тяжелое время, – или подействовало вино и задушевный разговор, однако все вырвалось наружу. Я ждала, что Крисси меня осудит, а она заплакала. «Бедная ты, бедная!» Пообещала никому не рассказывать. Побожилась, как мы делали в школе, и я ей поверила. Зря. Как она могла рассказать Бену?! Теперь он считает меня предательницей, злится!

Она пошатнулась, удержала равновесие и тронула меня за локоть. «Здесь не время и не место. Пошли».

Я оторопело сказала Джеймсу, что поговорю с ним позже, и взяла пальто и сумку.

В коридоре было тише. Музыка ощущалась не ушами, а, скорее, через вибрацию пола. Крисси остановилась у пожарного выхода.

– Бен на улице.

– Я не пойду, – заплакала я.

– Поговори с ним.

– Я не хочу!!!

Еще чуть-чуть, и я, точно ребенок, зажала бы уши руками. Я не могла посмотреть ему в глаза. Не могла.

– Эли! – Крисси схватила меня за руки и с силой потрясла. – Ты должна!

Она распахнула пожарную дверь, и я ступила в темноту, в дождь. От вони отходов в огромных мусорных баках меня затошнило. В проулке было темно, кроме прямоугольника света от двери, которую Крисси подперла осколком кирпича, и мерцающего зеленого указателя аварийного выхода.

– Мы не должны здесь стоять. Пойдем обратно. Я не хочу. Пожалуйста, не надо!

Всхлипывая, я повернулась и шагнула к двери, но из тени внезапно появился Бен и выбил кирпич. Дверь захлопнулась. Пальцы впились мне в локоть, с силой рванули к себе. Я споткнулась на каблуках, задела плечом скользкую стену. Наконец осмелилась посмотреть ему в глаза. Его волосы прилипли ко лбу, на щеках блестела влага. Я хотела думать, что от дождя, а не от слез, ибо видеть его растерянность было невыносимо. Поддавшись порыву, я обхватила его руками, но он с силой толкнул меня к стене, сдавливая рукой горло.

– Сука!

Я в ужасе вырывалась, хватала ртом воздух… Крисси его оттащила. Мы стояли, прожигая друг друга взглядом.

– Я знаю! – Его слова сочились ядом. – Знаю, что ты сделала!

– Прошу тебя…

– Давайте поедем куда-нибудь, где тепло, и поговорим по-человечески, – перебила Крисси. – Спокойно и без свидетелей.

– Ключи! – требовательно произнес Бен, протягивая руку.

Я дрожала в своем коротеньком платье, шея еще горела после его хватки.

Отказаться? Нет, Крисси была права. Надо нормально поговорить.

Бросила ему в ладонь ключи, накинула пальто и надела перчатки.

Мы медленно шли к машине под дождем, мокрые до нитки. Столько всего надо было сказать, но ни один не находил слов. Бен сел за руль, Крисси устроилась рядом на пассажирском сиденье, а я оказалась сзади, точно изгой.

Трое – уже толпа.

Пока мы мчались в темноте домой, я лихорадочно придумывала, что сказать, как объяснить свой поступок. Ничего не придумывалось. Я была в ярости на Крисси за ее предательство. Жалела, что с ней поделилась. Тупо смотрела в окно, где небо и море сливались в один гигантский океан черноты.

– Почему? – резко спросила я Крисси.

– Я его люблю, – просто ответила она, поворачиваясь. – Я хотела, чтобы он все обо мне знал, а это значило рассказать все и о тебе.

– При чем тут мы с мамой?

Она замолчала. Бен резко крутанул руль. Взвизгнув покрышками, машина свернула с дороги, и мы помчались к скалам. На какой-то ужасный момент я решила, что мы полетим прямо в пропасть, однако в последний миг Бен ударил по тормозам. Нас занесло на льду, я вцепилась в дверную ручку. Мы остановились в опасной близости от края, где коварное море обрушивало на скалы свою ярость. Зимой сюда никто не приходил. Не рисковали.

– Ну говори же! – прокричал он Крисси.

В лунном свете он был мертвенно-бледным, его гнев – почти осязаемым, и мне приходилось напоминать себе, что он прав. Если бы роли поменялись, я чувствовала бы себя точно так же.

– Скажи ей то, что сказала мне!

Крисси опустила голову. Я сомневалась, что меня теперь что-то поразит. Бен знает правду.

– Мою маму звали Шэрон Марлоу, – тихо произнесла она.

– Нет… Нет. Нет! – Я кричала так громко, что заболело горло.

Распахнула дверцу машины и, шатаясь, пошла в черноту, желая в ней затеряться, уйти от Крисси и всего, что она олицетворяла. Дочь женщины, которая погибла во время ограбления? Невозможно!

– Эли! – заорал Бен, и от огня в его голосе мои ноги приросли к земле.

Пошел редкий снежок, припорашивая плечи Крисси. Стоя рядом с Беном, она походила на ангела. Ветер трепал ее волосы. Она попыталась сплести с ним пальцы, но он вырвал руку.

– Эли, мою маму звали Шэрон Марлоу.

– Не надо, пожалуйста! Не говори!

Я не желала это слушать, но она продолжала.

– Я получила письмо от вашего отца прямо перед его освобождением и подумала: нечестно, что он может спокойно жить в кругу семьи. Моей мамы нет. Брата тоже. Папа после маминой смерти запил, мы почти не общаемся. Наверно, мне стало любопытно, какое будущее ждет вашего отца, человека, из-за которого все произошло. Из всей «танмурской троицы» он единственный, кого можно винить. Дэвид Уэбб и Уэйн Линдселл умерли. Я гадала, как вы с Беном к нему относитесь… Хотела найти вас в «Фейсбуке», заглянуть в вашу жизнь, но не нашла. В «Гугле» тоже не было ничего, кроме статей сразу после приговора. Я подумала, что вы, наверно, сменили имена. Попыталась забыть обо всем, но без конца гадала: простили ли вы его? Ждете ли с распростертыми объятьями? Наняла частного детектива и… – она развела руки – …вот она я.

– Чего ты хотела? Что тебе надо? – Я чувствовала, что совсем не знаю ее, эту женщину, у которой прожила последние четыре месяца.

– Просто увидеть тебя, один разок. Честно, я так и думала, но потом мы разговорились, я узнала, что у тебя умерла мать, заметила, что твой голос становится стальным и холодным всегда, когда я пытаюсь завести речь о твоем отце. Ты сказала, что знать его не хочешь, и я поняла – тебе так же больно, как и мне. Ты потеряла обоих родителей, и я почувствовала родство, близость, которую никто, кроме тебя, никогда бы не понял. Хотела признаться, кто я такая, да побоялась, что ты меня оттолкнешь. Ты мне понравилась. Вы оба. И даже больше… – Она пристально посмотрела на Бена.