Линкольн Чайлд - Город вечной ночи [litres]

Гарриман ощутил сильное воодушевление, вспомнив слова Петовски: «Репортеры, случается, всю жизнь ищут что-нибудь такое».

– О, я не могу приписать себе все заслуги, – ответил он с напускной скромностью. – На самом деле я только строил на площадке, уже подготовленной полицией.

– Но что стало… как бы это получше сказать… моментом истины?

Она была похожа на Барби, со своим маленьким носиком и волной светлых волос.

– Если помните, в то время в воздухе витало несколько версий, – сказал Брайс. – Меня не убеждало предположение, будто в городе действует не один, а несколько убийц. Когда я утвердился в этом мнении, мне осталось только определить, а что же общего есть у всех жертв.

Кэти посмотрела на телеподсказчик, по которому катились строки из первой статьи Гарримана.

– Вы написали, что жертвы «все трое начисто лишены человеческой порядочности». Что «мир стал бы лучше, если бы они перестали существовать».

Гарриман кивнул.

– И вы считаете, что их обезглавливание – символический жест?

– Верно.

– Я что хочу сказать… обезглавливание – не может ли оно, случайно, быть делом рук джихадистов?

– Нет. Это не укладывается в шаблон. Убийства – дело рук одного человека, и он пользуется обезглавливанием по причинам, которые понятны только ему. Да, это древний вид наказания, демонстрация божественного гнева, направленного на грехи и пороки, совершенно вопиющие в современном обществе. Даже сам термин capital punishment [21] Смертная казнь (англ.) . происходит от латинского caput, что означает «голова». Но убийца – проповедник, Кэти, он предупреждает Нью-Йорк, а в расширительном смысле – всю страну о том, что алчность, эгоизм, вульгарное стремление к благам больше нельзя терпеть. Он выбирает жертв среди самых отвратительных из одного процента, которые в последние несколько лет подмяли под себя город.

Кэти энергично кивала, глаза ее горели, она впитывала каждое его слово. Брайс понял кое-что: эта одна история сделала его знаменитостью. Он взял самые резонансные убийства за многие годы и присвоил их себе одному. Его статьи-продолжения, тщательно выписанные для максимальной сенсационности и придания блеска его собственному образу, стали вишенками на торте. Все в Нью-Йорке смотрели ему в рот. Они хотели, жаждали, чтобы он объяснил им, кто такой Головорез.

И он будет счастлив угодить им. Нынешнее интервью было блестящей возможностью раздуть пожар, и Брайс был готов это сделать.

– Но что именно он проповедует? – спросила Кэти. – И кому?

Брайс осторожно, чтобы не задеть микрофон, поправил на себе галстук небрежным жестом человека, знающего себе цену:

– На самом деле это довольно просто. Посмотрите, что случилось с нашим городом: коррумпированные деньги, хлынувшие из-за океана, квартиры за пятьдесят и сто миллионов долларов, миллиардеры, прячущие свои золоченые дворцы за высокими стенами. Раньше Нью-Йорк был местом, где все, бедные и богатые, варились в одном котле и уживались. Теперь сверхбогатые захватили город, а всех остальных загнали в гетто. Я думаю, послание убийцы этим людям звучит так: «Образумьтесь!»

Последнее слово он произнес зловещим тоном.

Кэти посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

– Вы хотите сказать, что Головорез продолжит убийства сверхбогатых?

Гарриман сделал долгую, чреватую скрытым смыслом паузу, потом кивнул. «Время раздувать пожар».

– Да, я так считаю. Но давайте не будем расслабляться. Да, он начинает с богатых и влиятельных, – проговорил он, – но, если мы не внемлем его предупреждению… возможно, он на этом не остановится. Мы все в зоне риска, Кэти, все до единого.

Кабинеты службы безопасности здания Приморского финансового центра и, в частности, «ЛФХ Файнэншл» были расположены в подвальных помещениях без окон, со стенами из крашеного шлакобетона и функциональной металлической мебелью. Но сама система наблюдения, как понял д’Агоста сразу же, как вошел сюда, была новехонькая, последней модели, и обслуживали ее люди более чем компетентные. Глава службы безопасности, человек по фамилии Градски, перекачал все записи со всех камер на жесткие диски технической команды нью-йоркской полиции, которая увезла их с собой. Но д’Агоста не хотел ждать через несколько часов, если не дней, до просмотра в Уан-Полис-Плаза. Он хотел увидеть записи немедленно. И Градски любезно предоставил ему такую возможность; у него уже все было готово, когда появились д’Агоста и Пендергаст в сопровождении сержанта Карри.

– Входите, джентльмены.

Градски был невысоким черноволосым человеком с рядом ослепительно-белых зубов и розовыми деснами, которые он постоянно выставлял напоказ, улыбаясь во весь рот. Он скорее напоминал парикмахера, чем специалиста по системам безопасности, но, наблюдая за тем, как суетится человек в просмотровой, подключает одно, соединяет другое, выстукивает что-то на клавиатуре, д’Агоста понял, что им чертовски повезло. Большинство начальников службы безопасности не расположены к сотрудничеству, а иногда и вообще враждебны. Этот парень явно хотел угодить и, несомненно, понимал, что делает.

– Что именно вы бы хотели увидеть? – спросил Градски. – У нас множество камер, и только за прошлый день записано более тысячи часов видео. Мы скопировали все вчерашние записи для ваших людей.

– Мне требуется совсем простая штука. У дверей внутреннего кабинета есть камера. Я хочу, чтобы вы показали мне эту запись и начали ровно в тот момент, когда были обнаружены тела, а потом прокрутили запись назад с удвоенной скоростью.

– Хорошо.

У Градски ушло всего несколько минут, чтобы вывести запись на экран и пригасить свет в комнате. Изображение было удивительно четкое – вид под широким углом на двойные внутренние двери и площадь вокруг со столами по обеим сторонам. Запись началась с изображения человека, который нашел тела, он сидел, уронив голову на руки, а на диване рядом с ним лежала секретарша. Потом они вскочили, мужчина утащил женщину на руках в кабинет, несколько мгновений спустя они появились, идя спиной вперед, и мужчина попытался открыть дверь, но ручка не поддавалась, женщина пыталась помочь ему, потом она вернулась за свой стол, а мужчина исчез из виду. Двери оставались закрытыми, а люди толпами входили в наружный кабинет и выходили из него.

Секунды продолжали бежать против хода времени. Наконец двери открылись, и из них появился человек с большим ящиком для инструментов. Двигаясь спиной вперед, он вошел в двери наружного офиса и исчез из виду, когда двери захлопнулись.

– Остановите! – попросил д’Агоста.

Градски остановил кадр.

– Давайте вперед в замедленном режиме.