Линкольн Чайлд - Город вечной ночи [litres]

Гарриман снова испытал удовольствие, подумав о том, как гениально он нашел средство, чтобы обуздать этого капитана бизнеса и побить мерзавца его же оружием.

Ах, какой это был день для Марсдена Своупа! Демонстрации против одного процента резко набирали силу, «Твиттер», «Фейсбук», «Инстаграм» кишели призывами к выступлениям. Самая крупная демонстрация собралась вокруг высоченного нового небоскреба на Парк-авеню, 432, самого высокого жилого здания в мире, где квартиры продавались за сто миллионов долларов каждая. Почему-то это здание, хотя и не связанное с убийствами, стало для протестующих символом алчности, излишеств и показушничества, идеальным примером того, как сверхбогатые захватывают город.

И Своуп отправился туда посмотреть. Сцена была потрясающая: многочисленные ряды протестующих скандировали, блокировали входы, создавали повсюду пробки. А потом появился твит, призывающий всех приносить яйца, твит мгновенно тысячекратно перепостился, и через несколько минут яйца во всех близлежащих магазинах были распроданы, люди принялись закидывать ими здание со всех сторон, и белоснежный мрамор со сверкающим стеклом покрылся склизкой, стекающей желтой дрянью. Приехала полиция, район оцепили, и Своупу с трудом удалось уйти: он распахнул куртку и выдал себя за священника в мантии и с грязным воротничком-ошейником.

Более, чем когда-либо, это столкновение убедило Своупа, что насилием не решить проблему, что один процент и противники этого одного процента являются частью одного и того же заговора ненависти, зла и насилия. Своуп понял теперь, что больше не имеет права ждать, – он должен действовать, чтобы остановить безумие, подступающее с двух сторон.

Часы показывали начало второго часа ночи, когда Своуп пересек Гранд-Арми-плаза и направился в зимнюю цитадель Центрального парка. Идя по Пятой авеню, он был вынужден пробираться между группками смеющихся, пьяных людей, празднующих Новый год, но в глубине парка, за зоопарком и катком Уоллмана, число гуляющих постепенно уменьшалось, пока он не оказался в благословенном одиночестве.

Множество мыслей заботили его. После последнего убийства город как будто закипел. Это был не только протест у Парк-авеню, 432. Появились новые истории о бегстве сверхбогатых. Кто-то открыл блог, в котором перечислялись частные самолеты, взлетавшие из аэропорта Тетерборо, с фотографиями, сделанными с помощью мощных телеобъективов, на которых разные миллиардеры – управляющие хеджинговыми фондами, крупные финансисты, русские олигархи и саудовские принцы – и их семьи поднимались в свои «гольфстримы», «лирджеты» и модифицированные «В-727». Демонстрации, поддерживающие Головореза и выступающие с лозунгом «покончим с одним процентом», тоже усилились, одна из них на четыре часа заблокировала Уолл-стрит, пока полиция не прорвала блокаду.

Ответы на призыв Своупа устроить костер тщеславия тоже многократно множились, привлекая столько народу, что он решил: настало время пожинать плоды своих трудов. Случилось настоящее чудо: более ста тысяч человек отреагировали на его призыв и сообщили, что направляются в Нью-Йорк или уже находятся здесь и ждут его сообщения о том, где и когда. Газеты называли Нью-Йорк «Городом вечной ночи». Что ж, так оно и было, но он, Своуп, с Божьей помощью превратит Нью-Йорк в Город вечной добродетели. Он покажет всем, богатым и бедным, что все богатство и роскошь – это отлучение от вечной жизни.

Добравшись до Овечьего луга, Своуп помедлил, потом пересек его и двинулся по Большой аллее на север, миновал фонтан Бетесда и, погруженный в свои мысли, дошел по лабиринту тропинок до Путаницы. Савонарола разжег свой фонтан на центральной площади Флоренции. Самый центр города – идеальное место, чтобы донести до всех свое послание. Но сегодняшний Нью-Йорк другой, нельзя разжечь костер на Таймс-сквер, которая не только запружена туристами, там еще и полиции полным-полно, они все погасят, прежде чем начнется. Нет, идеальным для Своупа местом будет большое открытое пространство, доступное со всех сторон. Его последователям с предметами роскоши для костра понадобится время, чтобы собраться, разжечь огонь и побросать в него свои предметы тщеславия. Настоятельно важно, чтобы никто не смог их слишком быстро остановить.

«Остановить». Своуп заметил, что его собственные ноги остановились, словно сами по себе. Он огляделся. С этого места были видны лишь несколько гуляющих вдалеке, которые спешили из парка домой. Слева поднималась темная громада замка Бельведер, освещенного сиянием с Манхэттена. Дальше виднелась монолитная стена жилых зданий на Сентрал-Парк-Уэст, тянувшихся на северо-запад бесконечной чередой, разорванной фасадом Музея естественной истории. А непосредственно перед Своупом раскинулся во всей своей красе Большой луг, уходящий куда-то вдаль, насколько хватало глаз, пока не упирался в темную стену деревьев, окружающих Резервуар.

Большой луг. Само название глубоко тронуло душу Своупа. Это место было способно вместить те массы людей, что откликнутся на его зов. Оно и в самом деле было центром, легкодостижимым для всех. Идеальное место для костра, причем такое, которое полиция не сможет оцепить и очистить.

Глубокая убежденность завладела сознанием Своупа: его ноги, словно сами по себе, ведомые небесами, пришли в столь идеальное место.

Он сделал шаг-другой, а потом, охваченный неожиданно нахлынувшими чувствами, ступил на траву и произнес первые за несколько дней слова, сказанные им вслух:

– Здесь будет гореть костер тщеславия!

Лонгстриту понадобилось некоторое время, чтобы сделать необходимые звонки и надавить на кого следует, что было непросто в праздничный день, но к часу дня 1 января «роллс» Пендергаста снова прополз в подземный гараж комплекса «ДиджиФлад» в Нижнем Манхэттене. Охранники, встретившие машину, проводили их к самому дальнему от лифтов месту, так что им пришлось совершить пятиминутную прогулку назад к лифтам, где их не пустили в приватные подъемники, и они были вынуждены подниматься по бетонной лестнице на цокольный этаж и входить в здание через общую дверь. Здесь они были подвержены усиленной проверке охраной. Лонгстрит чувствовал, как в нем нарастает раздражение, но держал язык за зубами. Это было инициативой Пендергаста, и специальный агент воспринимал происходящее как должное, не обращая ни малейшего внимания на хамское обращение, которое, по ощущениям Лонгстрита, имело только одну цель – унизить их.

Наконец они прошли охрану и поднялись на лифте на верхний этаж. Там их провели в маленькую комнату без окон, предложили сесть и заставили ждать под наблюдением бесстрастного молодого холуя в дешевом костюме.