Андерс де ла Мотт - Конец лета

Потом она бессильно опустилась на пол, привалившись спиной к двери. Тело сотрясалось от всхлипываний. Ее заперли здесь. И она оказалась в своих самых мрачных фантазиях.

Вероника постаралась собраться, дышать медленно.

Вдох

Выдох

Вдоох

Выыыдох

Еще никогда дыхание не давалось ей с таким трудом. На грани невозможного. Но через несколько минут паника немного улеглась. Все же доильня не опаснее старой шахты. Здесь нет ни воды, ни нескольких тонн земли и скал над головой. А рано или поздно кто-нибудь выпустит ее. Дядя Харальд, дядя Сёрен или еще кто-нибудь из тех мужчин.

Они ее заперли. Оставили в темноте, чтобы не мешалась под ногами. Решили, что она будет сидеть здесь, как хорошая девочка, и ждать, пока ее освободят. Потому что она Вера Нильсон, дочка Эббе и Магдалены, которая, хоть и задирает нос и вообще упертая, все равно делает, что скажут.

Вот уж дудки.

Вероника завертела головой, пытаясь сориентироваться. Сильно пахло резиной; Вероника вытянула руки и уперлась ими в предмет, о который споткнулась… ощупала шероховатую поверхность. Кажется, это стеллаж с зимними шинами для отцовской машины. Похожее на мех, что коснулось ее ноги, оказалось сущей ерундой — скомканной тряпкой.

Обогнув стойку с шинами, Вероника увидела неяркую полоску серебристого света, пробивавшегося с той стороны стены. Она пошарила вокруг этой полоски и нащупала доски, а не кирпичи. Значит, тут окошко, примерно в центре стены.

Вероника втиснула пальцы между двумя досками и попыталась приподнять окно. Оно подавалось плохо. Вероника напрягла все силы. Слабый скрип — и окно поднялось на несколько сантиметров. Поток бледного лунного света стал шире.

Вероника передохнула. Руки болели из-за атаки молочной кислоты. Она надавила еще… и еще… точно переливала всю свою злость из груди в руки. Окошко мало-помалу ехало вверх, пока не открылось настолько, что в него можно было пролезть.

Платье за что-то зацепилось, и прореха все увеличивалась, пока Вероника протискивалась в щель. Рама была покрыта давно копившимся здесь жиром, к которому липли руки, лицо и волосы. Вероника не обращала на это внимания. Злость в ней горела все жарче, давая незнакомую прежде силу; Вероника думала только о том, чтобы выбраться.

Окно вело в папину мастерскую. Вероника не была здесь с детства, как и в комнатах на втором этаже. Свет, который она видела, падал из окошка под потолком. Чтобы дотянуться до него, Веронике пришлось бы встать на верстак и разбить стекло каким-нибудь инструментом из тех, что были аккуратно развешаны вокруг на крючках. Но лезть через торчащие осколки, прыгать и приземляться босиком на битое стекло ей совсем не хотелось.

Вероника толкнула дверь тележного сарая, куда папа обычно ставил машину. Она оказалась заложена снаружи засовом и не подалась ни на миллиметр. В мастерской имелась еще одна дверь, она вела назад, в старый коровник. На ней были задвижка и замок. Вероника огляделась в поисках чего-нибудь подходящего. Сняла с крючка мощные, хорошо смазанные болторезные кусачки и перекусила дужку замка, словно сухую ветку.

Выйдя в коровник, Вероника провела рукой по стене, нащупала железную коробочку с рубильником. Щелчок — и под потолком загорелись неровным светом люминесцентные трубки. В холодном воздухе еще держался сладкий запах животных. Кирпичные пол и стены были выкрашены белой краской, по обе стороны от прохода тянулись длинные стойла. Во двор вели двойные двери, через которые Веронику сюда и втолкнули, они тоже оказались заперты снаружи, а окна были забиты досками изнутри. Толстые деревяшки находили друг на друга, так что оторвать их без помощи хорошего лома было невозможно. Конечно, в мастерской лом имелся, висел рядом с кусачками, но Вероника решила, что придумает другой способ выбраться на свободу — получше.

В противоположной короткой стене виднелась низкая дверца, которой они с Маттиасом пользовались, когда играли в прятки, и которая открывалась только изнутри. Вероника побежала по проходу. Стойла по обе стороны пустовали, кроме самого обширного, у двери. В нем стояло что-то большое, четырехугольное, тщательно укрытое зеленым брезентом. Вероника подумала, что это какой-то ящик, но подойдя к двери, оглянулась. Ей вдруг вспомнилось, что сказал Исак о коровнике — прямо перед тем, как ему пришлось удирать.

Я кое-что там увидел. Так вот, это кое-что меня тревожит.

В одном месте зеленый брезент разошелся. Проглядывал красный металл. Вероника развязала прорезиненные тесемки, державшие брезент, и подняла его.

Под ним обнаружился старый красный «вольво-амазон» с затемненным задним стеклом. Вероника сразу поняла, чья это машина. И еще поняла, что сейчас сделают с Исаком.

Маттиас не отвечал по мобильному. Ее это не удивило. Интересно, знает ли брат, что ее машину поджег Патрик и что он же обыскал их с Исаком номера? Потому что именно так все было задумано, теперь она была в этом уверена. Веронике сразу показалось странным, что Патрик, случайно проезжавший мимо, узнал ее машину, и она не понимала, как можно было не раскусить эту его хитрость. Они хотели, чтобы Вероника и Исак остались в поселке, хотели дознаться, кто он такой.

Хотя вопрос был даже не в том, что знал Маттиас, а в том, чего он знать не хотел. Судя по выключенному телефону — знать он не хотел многого.

Вероника умылась над стоком. Распустила волосы и, насколько смогла, выполоскала из них камешки и жир. Собирать их в хвост она не стала. Мокрое грязное платье висело клочьями, к тому же Вероника была босой. Она порылась в прачечной в поисках какой-нибудь старой одежды, но не нашла ничего подходящего. Поднялась на второй этаж и, открыв мамин гардероб, рванула к себе первую же тряпку. Красное платье село на нее почти безупречно.

Вероника бросилась вниз по лестнице и достала из чулана дробовик. Пробегая мимо зеркала в прихожей, она не удержалась и заглянула в него. Теперь она была похожа на мать как две капли воды. Распущенные волосы, одежда и то, что делало сходство разительным: гнев в глазах.

Во дворе что-то стукнуло, и Вероника подошла к двери. Открыла. Стоявший на пороге отец воззрился на нее, как на привидение.

— Где они его закопали? — спросила Вероника с деланным спокойствием.

Отец продолжал смотреть на нее в упор, словно оцепенев.

Вероника шагнула вперед, тронула его за руку.

— Томми Роот, — сказала она. — Где они его закопали, папа?

Хлынул дождь. Тяжелые капли лупили по крыше машины, дворники мотались туда-сюда. Видимость в темноте и под дождем была почти нулевая, но они все-таки доехали до места. Вокруг высились ветряные великаны, а поодаль, на небольшом пятачке, стояли в круг машины с зажженными фарами. В клетках в прицепе Патрикова пикапа лаяли собаки. Время от времени лай заглушали раскаты грома.