Катажина Бонда - Очкарик

Ни один из троих не работал официально, как, собственно, и большинство жителей микрорайона неподалеку от фабрики, выпускающей скипидар и прочие химикаты для обработки дерева, которая и дала название улице. Братья Бейнары годами находились под опекой местного собеса. По документам все они были инвалидами с разной степенью утраты здоровья. При этом выглядели как беловежские зубры, а в подвале одного из домов организовали боксерский клуб «Ватага». Только младший, Ришард, более известный в городе как Малый Зубр, закончил профессионально-технический колледж, но за токарным станком ни разу не стоял. Владислав и Иреней, также называемые Зубрами (соответственно Старым и Средним), прекратили свое образование на втором курсе «сельхозки», местного учебного заведения, готовящего молодежь для работы в поле. Их вышвырнули оттуда с волчьим билетом после того, как они взорвали шкаф с экзаменационными бланками в кабинете председателя комиссии и тем самым чуть не сожгли школу. Сам председатель чудом уцелел, благодаря тому, что как раз в это время задержался в туалете возле школьной столовой, в которой в тот день подавали картофельные клецки в грибном соусе и тушеную капусту недельной давности. К тому времени, как председатель выбрался из сортира, пожарные уже успели погасить огонь, банду Зубра повязала полиция, а толпа зевак заметно поредела.

С того памятного дня братья Бейнар никогда уже не опорочили себя посещением какого-либо учебного заведения. Изгнание не сильно их опечалило, так как работа в поле вовсе не входила в их планы. Им необходим был документ для пособия по безработице. Но, как оказалось, в хайнувском центре занятости изменились порядки прежде, чем Зубры успели протрезветь после очередного фестиваля по поводу вечных каникул.

Безуспешные попытки сестры получить высшее образование вызывали у братьев приступы хохота. Тем не менее они обожали ее, как людоед свою зверушку, рискуя заласкать до смерти. Свою любовь Зубры демонстрировали исключительно эффектными боевыми действиями. Например, отправляя в нокаут всех ухажеров сестры и поджигая дома тех, кто осмеливался критиковать ее. В общем, не подпускали никого, кто, по их мнению, не заслуживал благосклонности высокородной польки, исходя из своего непольского происхождения. Из-за этих требований шансов не было как минимум у семидесяти процентов жителей данного региона, поскольку городок был населен почти исключительно польскими белорусами. Чистокровных поляков здесь было как кот наплакал, и семейство Бейнар относило себя именно к их числу.

Патриотизм побуждал Зубров с размахом праздновать все государственные праздники. Флаги, транспаранты и футболки с принтами «отверженных солдат» они делали сами, благодаря наличию природных творческих способностей. Их дед — Григорий Русинюк по прозвищу Макака — играл и «нюхал» в одной известной группе. Приехав в Хайнувку на детокс, здесь и остался, поскольку по окончании терапии пропил обратный билет. Пришлось вернуться в реабилитационный центр. Там он неожиданно открыл в себе талант к «мазне». Каждый его шедевр, не исключая женских портретов, мог бы сойти за его автопортрет. За свои заслуги перед местной культурой за символический один злотый он получил от города муниципальную квартиру на Химической, в которой доживал свой век, пока с диагностированной болезнью Альцгеймера не попал в государственный дом престарелых. Квартиру же заняла его дочь, которой он никогда не интересовался, вместе со своими детьми.

Внешне Зубры были очень похожи на Макаку, что с гордостью подчеркивали, малюя на хайнувских стенах псевдопатриотические граффити. Делали они это так круто, что дед, будь он способен хоть что-то еще понимать, лопнул бы от гордости. Братцев бесило, когда коренные жители Хайнувки не ценили их патриотизма и обзывали фашистами или скинхедами. Как бы то ни было, уже стало традицией, что после футбольных матчей «Ягеллонии» Зубры возвращались домой, задержавшись на сорокавосьмичасовой отдых в обезьяннике за провокацию, драки и рисование свастики на стенах, либо, как минимум, за подстрекательство молодежи к дракам. Ивона не смогла противостоять давлению семьи и в свое время в кожаной куртке либо толстовке с надписью «Героям слава!» ездила вместе с братьями на стрелки, но с тех пор, как влюбилась в белоруса, начала под любыми предлогами избегать польского партизанского движения.

Ивоне принадлежал угол у окна. Узкая кровать, помнившая времена Хайнувской мебельной фабрики, когда та еще была государственной. Ламинированная тумбочка из ДВП и мягкий пуфик в ужасные цветы, в котором Ивона хранила белье. Еще у нее было место для нескольких вешалок в полированном шкафу, который они делили с матерью, и одна книжная полка, под которой девушка повесила театральную афишу Войцеха Томчика «Погибну только я» о Дануте Седзикувне (Инке) из 5-й Вильнюсской бригады [2] Данута Седзикувна (Инка) — медицинская сестра в Армии крайовой в 1943–1946 гг. Участвовала в борьбе против нацистов, затем против советских властей и коммунистических властей ПНР. В 1946 г. приговорена к смертной казни Министерством общественной безопасности. , которая была ее кумиром. Метровая полка была заполнена в два ряда исключительно польскими романами: Калицинска, Фицнер-Огоновска, Виткевич, Циглер и Зачиньска. Несмотря на то что мать Ивоны упорно выбивала из ее головы концепцию любви, девушка выросла очень романтичной. В этих томиках она находила самые удачные диалоги с противоположным полом и заучивала их наизусть. Над страницами книг отрабатывала Ивона умение строить глазки и томно вздыхать в нужные моменты. Еще на полке уместились все произведения Милошевского, поскольку Ивона в свое время была влюблена в Шацкого [3] Теодор Шацкий — прокурор, главный герой трилогии Зигмунта Милошевского. , представляя себе, что у прокурора лицо автора, и одна книга Иоанны Батор. Одна — потому что сестра Зубров не признавала полигамии. Сейчас она решила, что все свое приданое, кроме афиши и книг, с радостью отправит на помойку. С завтрашнего дня этот хлам ей уже не понадобится. Она не заберет с собой ничего, кроме красного чемодана фирмы «Самсонит», купленного, ясное дело, женихом.

Она посмотрела в зеркало, размером с ученическую тетрадь, висящее возле простого деревянного креста, и довольно улыбнулась сама себе. Все говорили, что она никогда не была такой красивой, как сейчас. Даже когда носила брекеты и была влюблена в местного вора Квака, который хоть и не был похож на Шацкого, а уж тем более на актера Венцкевича, зато всегда был одет в брендовые шмотки и ездил на желтом спортивном мотоцикле. Ей казалось, что они будут вместе до гробовой доски, но не прошло и недели со дня помолвки, как Юрку закрыли, а она даже не могла навестить его в тюрьме, так как он находился под следствием. Квак попался во время кражи зарядного устройства в наревской пекарне. В крови его было обнаружено небольшое количество наркотических веществ, а в кармане — ворованный айфон. Довольно быстро установили, что телефон исчез у католического священника, а тот в свою очередь купил его у торговца краденым на местном базаре, называемом Рубль-плац. И, несмотря на то что ущерб был небольшой, общественный резонанс оказался настолько велик, что Юрку посадили на три месяца.