Катажина Бонда - Очкарик

— Ты легавая. Ты поможешь мне, а я дам тебе материал на Нобелевскую премию или что там раздают психиатрам.

Саша встала.

— Этот номер не пройдет. Тем более я — психолог, а это большая разница.

В течение какого-то времени на лице Мажены рисовалось разочарование, которое спустя несколько секунд сменилось злостью.

— Мне известны вещи, о которых я не пискнула нигде и никому, — взорвалась она и ударила себя по ногам. Потом принялась тараторить, повысив голос: — Тогда у меня не было этой фотки. Я купила ее кое у кого на воле за кучу бабок, при том что работаю швеей. Мне платят восемьдесят грошей за штуку. Бабла едва хватает на курево и прокладки. То есть работала, пока меня не вышвырнули. Сейчас выеживаюсь, потому что терять больше нечего. За себя я не переживаю, могу и сдохнуть, все равно не выйду отсюда. Но у меня дети. Они живы. Там, за забором. Старая Закревская, мамаша Моники, издевается над ними, изводит, а я ничего не могу с этим сделать. Я хочу, чтобы она отвалила от моих детей, потому что я эту суку не убивала, хотя у меня была куча возможностей это сделать.

Саша подняла ладонь. Мажена прервала словесный поток. Повисла пауза.

— Я помогу тебе до него добраться, — доверительно пообещала преступница.

— Почему тебе это так нужно?

— Потому что я невиновна. — Мажена снова овладела собой, опять стала равнодушной. — Как раз с этим я не имею ничего общего. Можем поговорить о чем-нибудь другом. Но это не я, а меня приговорили за ее похищение и убийство.

Саша опять села.

— Перестань рассказывать байки, тогда, возможно, я соглашусь. — Она улыбнулась. — В чем, собственно, дело?

Мажена размышляла, сказать правду или продолжать косить под законопослушную.

— Я не рассчитываю на справедливость, — решилась она наконец. — Я просто хочу, чтобы он меня навестил. Пусть узнает, что у меня есть эта фотка и что я хочу поговорить. Тогда приедет.

Саша сосредоточилась, не веря собственным ушам. Казалось, что Оса начинает говорить честно.

— Я должна быть гонцом?

Оса пожала плечами.

— Это ведь не так много взамен на исповедь чудовища.

— Пустой треп, — бросила Саша. — Какие у меня гарантии, что ты поможешь мне с материалами?

— Никаких, — прямо призналась Оса. — Я обычно не даю расписок. Но могу дать честное слово.

Профайлер тихо засмеялась, что сильно задело заключенную.

— Я никогда не обещаю того, чего не могу выполнить. У меня есть свой кодекс.

— Не сомневаюсь. — Саша кивнула. — Но вот как-то не доверяю я тебе, не верю. И думаю, что это вряд ли изменится.

Мажена глубоко вздохнула и начала говорить:

— Слушай, женщина, потому что я не стану повторять. Ты его не найдешь? Я придумаю другой способ. Ты не единственная, кто хочет распотрошить меня, вынуть душу и заработать на этом.

— Я занимаюсь этим не ради денег, — возразила Саша.

— Неужели? — Оса наклонила голову, как ловкая кошка, рассчитывающая получить рыбку. — А слава и почет? Гранты? Похлопывание по плечу? Не говори мне, что докторская не повлияет на твои заработки, независимо от того, кто тебе платит. Нет ничего, что делает человека более свободным, чем бабло. Если ты богат, то имеешь право быть придурком, хамом или убийцей. И пусть кто-нибудь попробует этому помешать.

— Так почему бы тебе не продать свою историю? Напиши книгу, согласись на съемки фильма. В Польше хватает издателей без тормозов. Тебе выделят борзописца с такой же финансовой философией, как у тебя, и он станет твоим диктофоном. Твоя фамилия на обложке будет крупнее, чем его, но его это устроит. Книга сразу же станет бестселлером. Только помни, что главное — это правильное название. Например: «Кровавая королева нарушает молчание». Есть шанс снова стать знаменитой, — издевалась Залусская.

Однако Мажена не обратила внимания на иронию, приняв издевку за добрый совет.

— Не исключено, что я так и сделаю, — сказала она уже спокойнее и начала исповедь: — Не было и недели, чтобы ко мне не приходили «телевизоры». До сих пор никто не предложил нормальной суммы. А тут ты подвернулась, у нас общий бизнес, поэтому я подумала, что, может, и сторгуемся. Цена не завышена. И все, что я говорю, — правда. Твою мать, хотела бы я, чтобы было по-другому, но нет. Мне наплевать, кто прибил Йовиту и кому за это в конце концов отрыгнется. Бабки мне нужны на то, чтобы заплатить матери Йовиты. Спокойствие можно купить. Можно, если есть кэш. — Она прервалась и смерила Сашу взглядом. Потом вытянула в сторону профайлера указательный палец с коротко остриженным и чистеньким ногтем. — У тебя есть дети?

Саша с неохотой подтвердила, понимая, что сейчас начнется жалостливое шоу, но рассчитывала на то, что ей удастся отсеять балаган от правды.

— Моя старшая дочь беременна, скоро я стану бабушкой. Как только соседи узнали об этом, начали гнобить детей. Словно они виноваты в том, что это я их родила. Не повезло, факт. Жизнь непростая штука. Но я не позволю испортить им «лайф», как испортила свою собственную.

Саше стало жаль Мажену. Теперь она смотрела на нее не как на психопатку, а как на отчаявшуюся мать. Запертую в клетке женщину, которая как дикий зверь нападает, потому что никогда не знала доброты, и пытается выжить, как умеет. Козьминская была бы отличным материалом для отдельной научной работы. У нее были слабые точки, и Залусская намеревалась до них добраться.

— Я подумаю, — бросила она.

Мажена покачала головой.

— Ты мне не веришь.

— А на что ты рассчитывала? — засмеялась Саша. — Тюрьмы полны невиновных.

Козьминская была неплохой актрисой. На ее лице проступила откровенная горечь, а голос дрожал.

— Но я правда ее не убивала. Это был показательный процесс. Похищение мне припаяли на волне процесса по делу выпускника. Да, я подъезжала за ней к дому, но не пришила ее. Несмотря на это, я не подавала на апелляцию, не было бабла на адвоката. А теперь уже — «сушите веники».

— Ты просишь о невозможном. — Саша расстегнула куртку. Сигареты упали на пол. Она поймала взгляд Козьминской, та пожирала пачку глазами. Саша вынула сигарету, боковым зрением наблюдая за реакцией собеседницы, немного поиграла ею и сунула назад в пачку. Потом сказала: — Некоторые дела навсегда остаются нераскрытыми. Ты сама это сказала. Нет тела — нет дела. А я не ясновидящая. Ты даже не знаешь фамилию этого мужика или не хочешь сказать. И как он связан с ней. И с тобой.

— Если бы меня выпустили, я бы нашла эту сволочь. Он знает. Возможно, сам это и сделал.

Мажена опять ушла в себя. От расстроенной матери не осталось и следа. Перед Сашей опять была Оса.

— Откуда у тебя эта фотография? — спросила Саша. — Кто продал тебе ее? Фамилия.

Козьминская не соблаговолила ответить. На оборотной стороне снимка она записала номер дела и просунула фотографию в щель под стеклом.