Эндрю Мэйн - Увеличительное стекло

– И ты был задолго до них на месте преступления и мог собрать столько улик, сколько захотел бы, – замечает на это Вильям.

– Да, но если бы я забрал хоть что-то оттуда, это было бы вмешательство в ход следствия. Первое, о чем спросила меня детектив Чен – брал ли я образцы. Более того, она пригрозила обыском в отеле и сказала, что если я отдам все сразу и добровольно, последствий не будет.

– Но ты ничего не брал.

– Нет. Может, оно бы даже того и стоило, не знаю.

Вильям собирает бутылки, отправляет их в мусорку, а потом достает мешок.

– Соберу остатки и выкину.

Он начинает собирать валяющийся то здесь, то там мусор прямо в мешок, я следую за ним.

– С другой стороны, я не уверен, что с ходу обнаружил бы что-нибудь ценное, но с ДНК-анализа, по крайней мере, можно было бы начать. Есть призрачный шанс, что можно было бы обнаружить и ДНК самого Тоймена, мало ли, порезался, а капли крови остались на одежде жертвы. Информация его генома дала бы материал для 3D-модели его внешности.

– Что, сейчас уже и так можно? – спрашивает Вильям, опустошая мусорку из ванной в большой мешок, с которым ходит.

– Типа того. Проблема научного подхода криминалистов заключается в том, что он заточен под судебный процесс. Они не могут пойти в суд с данными, полученными методом, который дает пятьдесят процентов ложных срабатываний.

Я придерживаю дверь, чтобы Вильям вышел.

– Да кому вообще нужны такие методы?

– Ученым. И вообще, если из ста подозреваемых ты можешь с ходу исключить сорок девять, то к оставшимся можно эффективнее применить более сложный, но точный метод.

– Да, в интеллекте тебе не откажешь. Жалко, что этой самой ДНК, или что там тебе нужно для экспериментов, у нас нет. Может, пробраться во двор миссис Грин, когда они закончат?

Я качаю головой и выхожу вслед за Вильямом на задний двор.

– Они там надолго. Да и когда закончат – все опечатают. Проникновение туда будет уголовным преступлением.

– Открой, – Вильям указывает на мусорный бак.

Я поднимаю крышку, чтобы он мог выкинуть мешок.

– Да, жалко, что я не прихватил чего-нибудь на память. Хотя последний раз, когда я влез в мешок с телом – всего-то пару мазков, – то оказался в больнице со сломанной челюстью.

– Да, и упорства тебе не занимать.

– Иногда да, – я опускаю крышку.

– И закрой поплотнее, чтобы никто из зверей не забрался и не раскидал все вокруг.

Я замираю с крышкой в руках, пока мое сознание на бешеной скорости обрабатывает только что услышанную фразу.

– Тео?

– А? – автоматически отзываюсь я. – Скажи-ка, а где можно достать прибор ночного видения?

– Зачем? На охоту собрался?

– На самом деле, да, почти что так. И еще нужен «Макдоналдс», там есть приманка.

Фургоны телекомпаний и почти все полицейские уехали, но у дома в Уимблдоне дежурит патрульная машина, чтобы никто не пролез на место преступления. Дом огорожен мобильными барьерами и лентой. На пустыре через улицу из таких же барьеров сделан загон, днем там ждали журналисты. «Шевроле малибу» Вильяма медленно проезжает мимо патрульных. Сидя на пассажирском сиденье, я изучаю карту, где заранее обвел несколько мест.

– Проехать еще раз? – спрашивает он.

– Да нет. К любопытным они наверняка уже привыкли, но привлекать лишнего внимания все же не стоит. Притормози.

Вильям заезжает за угол и сбрасывает скорость. Я открываю окно и швыряю купленную в «Макдоналдсе» упаковку картошки фри во двор соседнего дома.

– Что же ты делаешь?! Выкидывать вкуснятину. Она так пахла!

– Именно, – отвечаю я. – Жир, на котором эта картошка пожарена, будет издавать запах, будет как маяк для того, чей нос настроен на поиск калорийной еды. Мы запрограммированы на зависимость от калорий. А уж если добавить соль и фруктозу из кетчупа – это вообще будет идеальный рацион, особенно если ты пещерный человек и встречаешь их только в желчных пузырях и прочих малоаппетитных внутренностях своей добычи.

– Да, тебе наверняка есть о чем поговорить с женщиной в постели, – качает головой Вильям.

– Они запрещают мне употреблять длинные слова после полуночи, – отшучиваюсь я. – Припаркуйся вот тут.

Вильям останавливает машину на углу проезда, ведущего на зады участка миссис Грин. Въезд в него перегорожен полицейскими барьерами и затянут лентой, наверно, чтобы телевизионщики не лезли со своими камерами на забор.

– Что дальше? – спрашивает Вильям.

– Ты сиди тут. Если одного из нас поймают, второй сможет внести залог. – С этими словами я перебираюсь на заднее сиденье и надеваю прибор ночного видения.

– Ох, попадемся мы, – ворчит Вильям.

– По сути, это вообще была твоя идея.

Он глушит мотор и оборачивается на меня.

– Знаешь что, заведи-ка двигатель обратно и поставь телефон на держатель. Так ты сойдешь за водителя «Убера», который ждет клиента.

Вильям еле слышно бормочет что-то, но мне кажется, что он сокрушается по поводу зависимости белых от «Убера». Впрочем, я и сам обращал внимание, что служба такси часто оказывается решением проблем в общении и социальной жизни, которые ну никак не связаны с транспортом. Я сижу скорчившись на заднем сиденье, так, чтобы смотреть наружу, но при этом не быть заметным для водителей проезжающих машин. Через прибор ночного видения я наблюдаю за заросшим травой участком, примыкающим к владениям миссис Грин.

– Как ты думаешь, мы тут надолго? – спрашивает Вильям, скорее с любопытством, чем с нетерпением.

– Кажется, я уже вижу пару жадных глазенок, изучающих картошку.

И действительно, под кустами через улицу от того места, куда я кинул приманку, виднеется тень с двумя угольками глаз. Примерно этого я и ожидал.

– А вот и он…

Енот, пригибаясь, как солдат под обстрелом, быстро перебегает улицу. Подбежав к картошке, он обнюхивает ее, оглядывается, нет ли врагов, и быстро заталкивает несколько кусочков в пасть. Через некоторое время, утолив первый голод, он набирает в лапы столько, сколько может унести, и начинает удаляться в противоположном направлении от того, откуда пришел. И тут я понимаю, что это енот-самка.

– Ага, у нас тут мама-енот, и, похоже, сейчас она понесет еду детенышам.

Животное останавливается.

– Заметила нас, – шепчу я и замираю, чтобы не спугнуть ее. Через минуту она продолжает движение в нашем направлении.

– Идет прямо на нас! – говорю я тихонько.

– Боишься? Машину завести? – ехидничает Вильям.

Я прикусываю губу, чтобы не смеяться. Да, странная вещь – юмор. Вот мы сидим в нескольких метрах от дома, где сына Вильяма, скорее всего, настиг ужасный конец, и шутим про енота. Фары проезжающей машины на мгновение ослепляют меня.

– Черт! Сбежала!