Рени Найт - Секретарь

– Мы с Кристиной долгое время проработали вместе. Однако ваши представления об отношениях между нами не соответствуют действительности. Вы назвали Кристину моей «миссис Да» – так вот, могу вас заверить, что это предположение очень далеко от истины. – Она усмехнулась. – Все мы вставали по стойке «смирно», стоило Кристине войти в комнату. В офисе ее звали «Привратницей». – Она одарила присяжных улыбкой. – Я к тому, что все эти разговоры про секретарей «номер один», «номер два», «номер три» – чепуха. Я слышала, как Кристина называет себя по телефону моим «секретарем номер один», – последние два слова Мина произнесла чопорным тоном, – но на самом деле это не так. Я не придерживаюсь подобной иерархии и не приветствую ее, так как она способна оказывать разобщающее влияние. Однако я очень привязана к Кристине, поэтому предпочитала смотреть сквозь пальцы на ее чудачества, включая вышеупомянутое. Справедливости ради, она секретарь, работающий у меня дольше всех, так что да, в этом смысле она у меня самая старшая.

Я заметила неприятные ухмылки на лицах нескольких присяжных, и даже Дэйва, похоже, такой отзыв обо мне позабавил.

– А эта история с дневниками… Кристина рассказала лишь половину правды. Да, она удалила эти записи потому, что я отсутствовала в офисе по личным причинам, но ее поступок объяснялся не чьим-то недовольством по этому поводу. Косо смотрела на подобные поступки сама Кристина. Она придерживается жесткой трудовой этики и никому из нас не прощает отсутствия по причинам личного характера.

Не помню, задавал ли в то время мистер Мейтленд какие-либо вопросы: я слышала только, как голос Мины ввинчивается в мою голову, видела, как ярко и задорно блестят ее глаза, пока она развлекает суд.

– Взять на себя организацию моих поездок я попросила Сару затем, чтобы она бронировала для меня авиабилеты в Женеву, не ставя в известность Кристину. Кристина не удосуживалась скрывать свое неприязненное отношение к моей матери, и я понимала: все дело в том, что мама предпочитает жить в Женеве, а не рядом со мной, и, с точки зрения Кристины, это предательство. На самом же деле мы с мамой очень близки. Она переселилась за границу много лет назад, когда мой отец завел роман со своей личной помощницей.

Мне казалось, что я чахну все сильнее с каждым словом Мины, а она произносила их легко и с оттенком сочувствия, словно отзывалась обо мне с нежностью.

Я взглянула на часы – маленькие, цифровые, неуместные в старомодной обстановке суда: эти красноглазые дьяволята, издеваясь надо мной, почти застыли, пока Мина болтала небылицы о своей ущербной секретарше.

– И все-таки эта женщина проработала у вас восемнадцать лет – женщина, которую вы так подробно и многословно описали как непорядочную и неадекватную особу.

– Нет, я совсем не это имела в виду, – широко раскрыв невинные глаза, запротестовала Мина. – Когда случилась эта история с ежедневником, Кристина была расстроена. Она очень скрытна и не распространяется о своей личной жизни, за что я всегда ее уважала… – Закусив губу, она сделала паузу и продолжала: – Но суду важно знать, в каком душевном состоянии она пребывала в тот период и почему вела себя так непредсказуемо. Когда я наконец узнала от нее все, я ее поняла. Как раз в то время ее дочь заявила, что больше не хочет жить с ней и переезжает к своему отцу и его новой подруге. Могу представить, каким мучительным стал ее отъезд для Кристины и как подкосил ее.

На меня она ни разу не взглянула, и мне казалось, будто я, выйдя из комнаты, услышала из-за двери то, чего бы лучше не слышала.

– Кристина надеялась, что ее работа, как и я, заполнит пустоту в ее жизни. Ее брак распался, дочь уехала – работа для нее была всем. И если я отсутствовала в офисе, особенно по личным причинам, ей это не нравилось. Наверное, у нее при этом возникало чувство… – она умолкла и посмотрела на присяжных так, словно ожидала от них подсказки, – не то чтобы зависти, но явно неопределенности и неуверенности. Как я уже сказала, она была сама не своя.

Мистер Мейтленд не скрывал раздражения, и я начала воспринимать его как своего защитника. Мне хотелось, чтобы он подловил и разоблачил ее.

– Вы рисуете себя воплощением сочувствия, миссис Эплтон. Но ведь это не так, правда? Потому мы и находимся здесь, в суде, – потому, что вы готовы лгать, изворачиваться и вообще на все готовы, лишь бы сохранить свой фальшивый имидж. Он скрывает, кто вы на самом деле, не правда ли? Вашу алчность, бесчестность. Лицемерие. Где было ваше сочувствие, когда умирал отец Кристины Бутчер? Хотелось бы узнать, отпустили ли вы ее хотя бы на его похороны?

Она распрямила плечи и уставилась на него в упор.

– Я сказала Кристине, что она может отсутствовать столько времени, сколько ей понадобится. Если бы я знала, насколько тяжело болен ее отец, я бы настояла на этом. И я неоднократно говорила Кристине, что в списке ее приоритетов на первом месте должна быть семья.

Я смотрела на нее в мучительном недоумении. Она ведь знала, как тяжело болен папа. Потому я и просила Люси заменить меня. Мне вспомнилась сцена в ее кабинете перед поездкой в Нью-Йорк. Вы ясно дали понять, каковы ваши приоритеты , бросила она. И презрительно добавила: Разве вам не пора бежать домой, к своей семье? Но в конечном итоге решение приняла я. Трусиха, не посмевшая прекословить ей.

– Да неужели? – Мистер Мейтленд не поверил ни единому ее слову. – А она, стало быть, пропустила ваш совет мимо ушей. Это не похоже на ту миссис Бутчер, которую мы видели здесь, в суде, – на женщину, которая никогда не отвечала вам отказом.

Мина кивнула, словно соглашаясь с ним.

– Размышляя над ее решением отправиться со мной, а не остаться с отцом, я пришла к выводу, что ей было страшно. Остаться было бы слишком мучительно.

Я увидела, как она посмотрела сначала на присяжных, потом на меня. На ее лице было написано неподдельное беспокойство. Теперь-то я понимаю, что она, по сути дела, выбирала следующее оружие и чистила его, чтобы потом с хладнокровной точностью вогнать мне под ребра.

– Жаль, что мне не удалось объясниться с Кристиной пораньше, – возможно, я сумела бы уговорить ее обратиться за помощью. Под ее внешней практичной деловитостью скрывается крайне ранимая натура. Я увидела ее однажды мельком, когда она рассказывала мне о смерти своей матери. Это было вскоре после того, как умер мой отец, в момент редкой доверительности между нами. Мать Кристины погибла в аварии, когда Кристина была еще ребенком. И она считала себя виноватой в ее смерти. Подробности в настоящий момент неуместны, скажу только, что чувство вины не давало ей покоя. Так что да, мистер Мейтленд, хоть я, возможно, и не сумела позаботиться о ней должным образом, но я ни в коем случае не настаивала, чтобы она сопровождала меня в той поездке в Нью-Йорк, – совсем напротив.