Джоди Пиколт - Второй взгляд

На моей коже появляется еще одна красная линия, потом другая… Кровь смешивается с водой, окрашивая ее в розоватый оттенок. Теперь на моей руке — подобие железнодорожных шпал. Я отправляюсь в путь, потому что здесь мне больше нечего делать.

Последний порез, на запястье, самый глубокий. Теперь осталось совершить еще один: разрезать мой живот и извлечь оттуда ребенка. Доктора завершат работу, которую начала я, они вскроют меня и спасут моего сына. А потом будут озадаченно чесать голову, потрясенные пустотой, которая обнаружится у меня внутри.

В ушах у меня шумит, держать голову над водой становится все труднее. Мое тело, большое и неповоротливое, тонет, и голова медленно погружается…

Дверь распахивается настежь, в ванную вбегает Руби и, взглянув на меня, заходится пронзительным визгом. Она хватает меня и пытается вытащить из ванны. Каким-то непостижимым образом ей это удается. Я, голая и окровавленная, лежу на полу, а Руби, вся измазанная моей кровью, зовет на помощь Спенсера. Через несколько минут он появляется в дверях.

— Господи, Сисси, нет! — слышу я его голос.

Он перетягивает мою руку полотенцем, и оно мгновенно пропитывается кровью насквозь. Спенсер, белый как мел, куда-то убегает.

— Оставайся с ней, поняла? — на бегу приказывает он застывшей от ужаса Руби.

Слышу, как Спенсер кричит в телефонную трубку, сообщая о случившемся доктору.

Собрав оставшиеся силы, хватаю Руби за подол рубашки и заставляю ее нагнуться ко мне.

— Спаси ребенка, — умоляю я, едва двигая губами.

Но Руби только всхлипывает и трясется, явно ничего не понимая. Здоровой рукой обнимаю ее за шею и целую в губы, чтобы она ощутила мою боль.

— Обещай, что спасешь ребенка! Обещай! — требую я.

Руби кивает, глядя мне прямо в глаза:

— Обещаю.

— Вот и хорошо, — шепчу я и позволяю красной волне накрыть меня с головой.

Права индивидуума не могут быть гарантированы в полной мере до тех пор, пока общество требует, чтобы он поддерживал своих психически отсталых, дегенеративных, морально ущербных и преступных сограждан.

Все вокруг белое. Потолок, свет лампы, повязка, покрывающая мою руку от локтя до запястья, такая тугая, что я чувствую биение пульса под кожей. Пульса, который напоминает мне, что я жива. Жива, несмотря ни на что.

В спальне ужасно жарко. Окно здесь никогда не открывается, иногда мы включаем электрический вентилятор. Но сейчас даже он не спасает. Сбрасываю одеяло и только тут замечаю, что в дверях стоят Спенсер и доктор Дюбуа.

— Джозеф, — говорит Спенсер, — надеюсь, то, что здесь произошло, останется между нами.

Доктор Дюбуа — самый лучший врач в Берлингтоне. Когда-то он принимал роды у моей матери, и, конечно, именно он поможет появиться на свет моему ребенку.

— Но, Спенсер… — бормочет Дюбуа.

— Прошу тебя. Прошу как друга.

— Ты же знаешь, в нашей стране есть заведения, где ей будет обеспечен должный уход. Я говорю сейчас не об Уотербери, а о частных клиниках с комфортабельными палатами и тенистыми парками…

— Нет. Я не могу так с ней поступить.

— Ты думаешь сейчас о Сисси? Или прежде всего о себе? — Доктор Дюбуа качает головой. — Сейчас не время думать о себе, Спенсер, — говорит он и выходит из комнаты.

Муж опускается на край кровати и пристально смотрит на меня.

— Прости, — шепчу я. — Я так перед тобой виновата…

— Ты виновата не передо мной, а перед своим ребенком, — отвечает он.

Несмотря на то что в комнате жарко, по спине моей пробегают мурашки. Спенсер задел мое самое уязвимое место.

Вопрос: Что представляет собой негативная евгеника?

Ответ: Эта отрасль занимается исследованием генетически неполноценных элементов общества. В сферу ее деятельности входят также стерилизация, работа с иммигрантами, выработка законов, запрещающих генетически неполноценным индивидуумам вступать в брак, и т. д.

Целую неделю Спенсер не сводил с меня глаз и только сегодня решился оставить меня под присмотром Руби. Его ждут в университете, где он читает курс лекций.

— Звони мне в любое время, когда захочешь, — говорит муж, пока я завтракаю в кухне. — Может, сегодня вечером сходим в кафе поесть мороженого? Конечно, если у тебя будет желание.

Ясно, что подразумевается другое. Он хочет сказать, что надеется увидеть меня живой и здоровой, когда вернется домой.

— Конечно сходим, — отвечаю я.

Какой он красивый с гладко зачесанными назад волосами! Летний костюм отлично сидит на нем, галстук-бабочка безупречен, как весы правосудия… Спенсер не отрываясь смотрит на нож, которым я намазываю масло на рогалик. Наверняка думает о том, не собираюсь ли я вскрыть этим ножом себе вены. Облизываю лезвие под пристальным взглядом мужа — проверяю, как он отреагирует.

— Я пришлю к тебе Руби, — бросает Спенсер и выходит прочь.

Руби, которая всю неделю старательно меня избегала, застывает в кухонных дверях. Слышно, как во дворе Спенсер заводит машину.

— Миз Пайк… — бормочет Руби.

— Да, мисс Уэбер?

— Если мы с вами подруги, вы должны были сказать мне о том, что задумали! — выпаливает Руби. Взгляд ее устремлен на мое забинтованное запястье.

— Но тогда ты помешала бы мне сделать это, — отвечаю я.

Шум, доносящийся с улицы, избавляет меня от необходимости продолжать.

— Похоже, еноты явились, — говорит Руби и отправляется за дробовиком, который мы держим за дверью кладовки именно для таких случаев.

— Они что, взбесились? Прежде они никогда не приближались к дому средь бела дня, — пожимаю я плечами и спешу вслед за Руби.

Мы выходим через заднюю дверь и оглядываемся по сторонам. Никого, лишь две стрекозы играют в пятнашки.

Руби стучит по земле прикладом дробовика.

— Кто бы это ни был, он успел смыться, — говорит она.

Я уже готова с ней согласиться, но тут замечаю, что дверь ледника распахнута настежь. Эта постройка сохранилась еще с тех времен, когда в доме жила моя бабушка. Зимой туда складывают глыбы льда, вырезанные на озере Шамплейн. Они хранятся, обложенные опилками, и время от времени мы откалываем лед для холодильника, который стоит в кухне. Спенсер строго следит, чтобы дверь ледника всегда была плотно закрыта. «Для виски мне нужен лед, а не вода, — говорит он. — Воду я могу налить из крана».

Забираю у Руби дробовик.

— Стой здесь, — говорю я, но, разумеется, она идет за мной.

Мы поднимаемся на крыльцо ледника и проскальзываем внутрь. Там темно, но через несколько мгновений глаза наши привыкают к сумраку. Чувствую, что в амбаре есть кто-то, кроме нас.