Джоди Пиколт - Второй взгляд

В течение одного мучительно долгого мгновения я догадываюсь: он знает, что́ я ищу. Но по какой-то неясной причине Спенсер растягивает губы в улыбке:

— Дорогая, ты опять ходила во сне?

— Да, — выдыхаю я едва слышно.

Он берет меня под руку, выводит из кабинета и запирает дверь на ключ.

— Наверное, все дело в твоей беременности, — говорит Спенсер, не сводя с меня глаз.

Мы оба прекрасно знаем, что он так не думает.

— Нет, — качаю я головой. — Моя беременность тут ни при чем.

Хочу привлечь ваше внимание к тому обстоятельству, что постоянно возрастающее количество индивидуумов, страдающих психическими расстройствами и слабоумием, неизбежно увеличивает бремя, возлагаемое на общество и государство. Мы выполняем свой долг, заботясь об этих несчастных, но не делаем практически ничего, чтобы предотвратить рост их численности в будущем. Медицинская наука указывает нам эффективный метод, который был с успехом использован в нескольких штатах… Вам предстоит серьезно обдумать эту проблему.

Утром, когда я сижу за туалетным столиком и смотрю на себя в зеркало, входит Спенсер и целует меня в шею.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он так, словно минувшей ночью ровным счетом ничего не произошло.

— Прекрасно, — отвечаю я, откладывая щетку для волос.

Рука Спенсера проникает под мой халат, гладит живот, в котором живет наш сын.

— А он как себя чувствует?

— Бодр и весел.

Мы красивая пара и смотримся очень гармонично. У Спенсера удлиненное лицо и светло-голубые глаза, мое лицо — в форме сердечка, глаза медового оттенка… Наш ребенок, соединив лучшие черты родителей, станет настоящим чудом. Однако существует вероятность, что он будет выглядеть совсем не так, как ожидает его отец.

— Спенсер, нам надо поговорить, — негромко говорю я.

Но он будто не слышит. Гладит мои руки, слегка касается красной борозды на запястье. Смотрю на его склоненный затылок, не в силах сказать ни слова. Насколько все было бы проще, если бы он не любил меня так сильно.

Впрочем, если разобраться как следует, любит он вовсе не меня. Он даже не знает, кто я такая. И если ему стыдно признать, что его жена имеет склонность к суициду, как он отнесется к тому факту, что она наполовину индианка?

Внесет мое имя в родословную таблицу Делакуров? А может, уничтожит ее? Спенсер предпринял немало усилий, скрывая от коллег и друзей, что его жена пыталась совершить самоубийство. Не исключено, он будет продолжать в том же духе. А мне придется убеждать его, что у всех новорожденных младенцев бывает смуглое личико и темные волосики.

— Знаешь, Сисси, мне кажется, нам с тобой нужно поменьше разговаривать, — мурлычет Спенсер. — Все эти разговоры… рассуждения… от них у тебя заходит ум за разум, моя дорогая. — Кончики его пальцев рисуют крохотные круги у меня на лбу. — Тебе надо поменьше думать. Неплохо бы найти какое-нибудь занятие, чтобы ты отвлеклась. — Спенсер вытаскивает из кармана лист бумаги, на котором написаны имена десяти супружеских пар, наших хороших знакомых, и кладет его на туалетный столик рядом с флаконом французских духов. — Думаю, нам стоит устроить небольшую вечеринку. Нечто вроде праздника в честь нашего будущего сына. Вы с Руби составите меню обеда, украсите дом, придумаете, как развлечь гостей. — Он целует меня в щеку. — Согласись, отличная идея?

Не глядя на список приглашенных, засовываю его под зеркало. Вечеринка так вечеринка. Мы будем есть жареные бараньи ребрышки, сладкий картофель в кленовом сиропе и морковь в карамели. Будем пить красное вино, хохотать над несмешными шутками и провозглашать тосты за ребенка, который разобьет мой мир вдребезги.

— Над этой идеей стоит подумать, — говорю я.

Мы прилагаем огромные усилия, чтобы получить породистый племенной скот, и при этом совершенно не задумываемся над тем, как регулировать процесс деторождения у людей.

Я старательно придумываю всякого рода недомогания. Каждый день сообщаю, что меня что-то беспокоит: ущемление нерва, запор, сердцебиение и головокружение, ребенок, который ворочается слишком сильно или, наоборот, подозрительно затихает. Моя нервозность кажется Спенсеру вполне естественной. То обстоятельство, что я через день езжу на прием к доктору Дюбуа, не вызывает у него ни малейших возражений. Наверное, про себя он думает: пусть эта ненормальная лучше изводит жалобами доктора, чем своего многострадального мужа.

Вместо того чтобы ехать в город, сворачиваю к озеру, в лагерь джипси. Его обитатели привыкли видеть меня в обществе Серого Волка, и я уже не замечаю удивленных взглядов, брошенных в мою сторону. Некоторые джипси даже знают, как меня зовут.

«Это моя дочь», — говорит Серый Волк, представляя меня своим соплеменникам.

Я выучила, что «мой отец» на языке абенаки — н’дадан . Звучит как удар сердца.

Сегодня идет дождь. Мы сидим в палатке Серого Волка за деревянным столом, покрытым зарубками. Он читает спортивный раздел ежедневной газеты, а я перебираю сокровища, хранящиеся в коробке из-под сигар. Брошка-камея, лиловая шелковая лента, локон — все это когда-то подарила ему моя мать. Всякий раз я рассматриваю эти вещи, словно они содержат ключ к тайне, которую я не в силах постигнуть. Иногда думаю о Гарри Гудини: он наверняка знал, что еще может понадобиться, чтобы вернуться из потустороннего мира.

Серый Волк сказал, что я могу забрать сигарную коробку вместе со всем, что в ней хранится. Мол, для того чтобы помнить о маме, ему не нужны вещи. Ведь, в отличие от меня, он знал ее. Как бы собраться с духом и попросить у него на память что-нибудь принадлежащее ему?..

Серый Волк издает возглас разочарования.

— «Сокс» упустили свой шанс попасть в серию, — вздыхает он. — От этого Бамбино никакого толку. Зря они пригласили этого придурка. Более невыгодной сделки мир не знал с тех пор, как индейцы продали Манхэттен за несколько ракушек и бусинок.

Встаю и прохаживаюсь внутри тесной палатки, прикасаясь к кисточке для бритья, бритве, расческе. Убедившись, что Серый Волк сидит ко мне спиной, хватаю со столика одну из его трубок и прячу в карман.

— Мне казалось, ты предпочитаешь сигареты, — говорит он, не поворачиваясь.

У меня открывается рот от удивления.

— Ты видел, что́ я взяла? Но как?

Он оборачивается:

— Я по запаху чувствую, что ты нервничаешь. Если бы ты попросила, я бы с радостью подарил тебе трубку. — Он усмехается и добавляет: — Подумать только, моя дочь — воровка. Уж конечно, виновата кровь джипси, которая течет в ее жилах.