Джоди Пиколт - Второй взгляд

Пиал Соммерс происходил из семьи, где было семеро детей. Согласно этой таблице, лишь он один не страдал психическими заболеваниями, не имел криминальных наклонностей и сексуальных извращений. Короткая линия пунктиром указывала, что с материнской стороны у него было десять кузенов, младший из которых именовался Джон «Серый Волк» Делакур.

Стоило Россу приоткрыть дверь в спальню племянника, как тот оторвал голову от подушки.

— Ты еще не спишь? — спросил Росс.

Итан бросил взгляд в окно, за которым всходило солнце. Лучи его едва проникали сквозь плотные шторы. Он понял, что ему крупно повезло. Если бы Илай Рочерт не стал его покрывать, если бы мама не вернулась с работы позже обыкновенного и не привезла эту коробку, набитую старыми документами, вчерашний побег не сошел бы ему с рук.

— Знаю, что ты хочешь сказать, — вздохнул Итан. — Я не хотел, чтобы ты из-за меня дергался. — Опустив голову, он смотрел на одеяло, на котором были нарисованы крошечные машинки. Похоже, все в этом доме уверены, что он навсегда останется ребенком. — Но я больше не могу сидеть дома как привязанный. Тебе этого не понять. И маме тоже.

Росс опустился на край кровати и поставил на пол ноутбук, который принес с собой.

— Почему это ты считаешь меня таким непонятливым?

— Потому что ты прыгал с парашютом, играл в «кто первый свернет» на железной дороге, дрался с парнем, который ударил тебя ножом. В общем, всегда делал то, что хотел. Не то что я… Иногда я просыпаюсь и думаю: было б здорово убежать отсюда и бежать, пока земля не кончится. А потом понимаю, что никогда этого не сделаю. Буду гнить дома, пока не сдохну. Не лучше ли загнуться прямо сейчас?

Росс покачал головой:

— Знаешь, все эти прыжки и драки, о которых ты говорил, не доставляли мне особого кайфа. Просто иногда я впадал в такое отупение, что уже ничего не чувствовал. Требовались сильные средства, чтобы доказать самому себе — я еще жив. Булавочного укола было уже недостаточно, приходилось брать тесак для мяса.

— Понимаю, — выдохнул Итан. — Вот и мне нужен тесак. То есть хорошая встряска.

— Поверь, дружище, я отдал бы все, чтобы целыми днями сидеть дома, в тепле и безопасности, и знать, что за стенкой есть человек, которому я не безразличен. — Росс потупился и провел пальцем по машинке, нарисованной на одеяле. — Не надо мне подражать. Честное слово, я был бы рад, если бы мог измениться.

Внезапно Итан всхлипнул. Черт, в горле будто застрял скомканный носок! На глаза выступили непрошеные дурацкие слезы.

— Я бы тоже хотел стать другим, — пробормотал он. — Стать нормальным.

— Знаешь, такие парни, как мы с тобой, тоже необходимы. Ведь только сравнивая себя с нами, нормальные люди понимают, что они нормальные.

Итан улыбнулся сквозь слезы:

— Пожалуй, нам стоит держаться вместе.

— Отличная мысль, — кивнул Росс и поднял крышку ноутбука. — Как раз сейчас я рассчитываю на твою помощь.

Когда Илай, с грузом новых ночных кошмаров, вернулся домой, было уже три часа. В пять утра на карьере начались взрывные работы, но Илай, разбуженный грохотом, ухитрился сунуть голову под подушку и уснуть опять. Когда в половине седьмого в дверь позвонили, он с трудом поборол искушение прогнать раннего визитера, пальнув в сторону двери из револьвера. Лишь мысль о том, что подобная выходка будет стоить ему полицейского значка и кучи объяснительных записок, заставила Илая подняться с кровати.

Едва он распахнул дверь, в дом вихрем ворвалась Фрэнки.

— Сейчас ты упадешь! — пообещала она, направляясь прямиком в кухню. (Илай, в одних трусах, потащился за ней.) — Представь себе, я протестировала твою ночную рубашку. Ну то есть рубашку жертвы.

— Фрэнки…

— Ты думал, что пятна на ней — это кровь?

— Ну да.

— А вот и нет. Илай, почему ты не держишь кофе в холодильнике, как это делают во всем цивилизованном мире? — вопросила она, окинув взглядом комнату. — И почему ты принимаешь даму в одних трусах?

— Было бы лучше, если бы я принимал даму без трусов?

— Было бы лучше, если бы ты оделся, прежде чем открывать дверь.

— Фрэнки, прошу тебя, не надо на меня наезжать, — простонал Илай. — Я сегодня спал всего три часа.

Фрэнки наконец обнаружила кофе — он оказался на холодильнике в коробке с черным обувным кремом — и положила несколько ложек в кофеварку.

— Это меконий, — изрекла она.

— Да нет, кофе вроде колумбийский.

— Ты и правда не выспался, бедолага. Я говорю о пятнах.

Илай зевнул и почесал грудь. Он так устал, что не стыдился торчать перед Фрэнки практически нагишом. Все равно ее интересуют только результаты анализов, а на его голое тело ей наплевать.

— Ну и что это такое — этот твой меконий? Радиоактивное вещество? Ты хочешь сказать, что ее повесили инопланетяне?

— Меконий — это фекалии. Детские какашки.

— Подумаешь, чудо какое. Мы прекрасно знаем, что в ту ночь она родила ребенка.

Кофеварка зафыркала, и Фрэнки, окинув кухню взглядом, нашла две кружки, у которых общим было только предназначение.

— Ты сказал мне, что ребенок родился мертвым. Но мертвые дети не какают!

Последняя ее фраза прорвалась сквозь туман, окутавший сознание Илая.

— Погоди-ка, — тряхнул он головой.

— Наконец-то проснулся! — усмехнулась Фрэнки. — Ребенок родился живым.

Сегодня был день бинго, и, хотя Илай совершенно не собирался играть, некий доброжелательный сотрудник дома престарелых положил перед ним карточку.

— Би одиннадцать! — провозгласила координатор мероприятия, упитанная дама в ярко-желтом комбинезоне, похожая на громадную тыкву. — Би одиннадцать!

Илай увидел Спенсера Пайка, прежде чем старик его заметил. Санитар катил кресло-каталку, в котором сидел Пайк, к столу.

— Позвольте мне, — произнес Илай, берясь за ручки кресла.

Санитар покорно отошел, и Илай откатил старика в угол, подальше от оглушительных воплей ведущей.

Илай сам не ожидал, что при виде такой развалины, как Пайк, испытает столь острый приступ ненависти. Этот человек пытался извести под корень всю свою семью. Этот человек считал, что может решать, кто имеет право жить, а кто нет. Этот человек воображал себя Богом.

Илай невольно содрогался, читая полицейские отчеты 1932 года, когда жестокое обращение с подследственными считалось нормой. Теперь он понимал, как трудно справиться с желанием набить кому-нибудь морду, если злоба наполняет тебя до краев и ты рискуешь захлебнуться в ней.

— Убирайтесь, — прошипел Спенсер Пайк.

Илай наклонился и прижал к спинке кресла плечи Пайка:

— Вы лгали мне, Спенсер.

— Я даже не знаю, кто вы такой.

— Не надо строить из себя маразматика. Я не сомневаюсь, с мозгами у вас все в порядке. Наверняка вы прекрасно помните все, что натворили за свою долгую жизнь. Возможно, вы даже помните имена.