Давид Лагеркранц - Девушка, которая должна умереть

Снова дождем посыпались осколки, а потом показалась Лисбет. Она не держалась за руль, потому что орудовала шестом, которым выбила пистолет из рук оказавшегося поблизости бандита. После чего мотоцикл, встав на дыбы перед носилками Блумквиста, снова въехал в стену. Лисбет перевернулась в воздухе, подхватила оружие с пола и начала отстреливаться.

В воздухе заметались молнии, Микаэль не успевал следить за происходящим. До него доносились выстрелы, крики, удары и хрипы, а когда все стихло, он понял, что должен что-то делать. Что угодно, только не бездействовать.

Блумквист обнаружил, что по-прежнему держит нож, и попытался подняться – безуспешно. Его шатало из стороны в сторону, но он пробовал снова и снова, невзирая на боль. Перед глазами все плыло, сквозь дым и полумрак прорисовывались три фигуры, которые все еще продолжали стоять на ногах – Лисбет, Иван и Камилла.

Оружие было только у Лисбет, но она медлила. На какое-то мгновение группа будто окаменела, даже взгляд Саландер потух. В груди Микаэля зашевелился страх. В этот момент он заметил, что у Лисбет дрожат руки.

Она не могла стрелять. Иван и Камилла вышли каждый из своего угла. Он истекал кровью, она дрожала от гнева. Глаза Камиллы стали безумными. Она пошла прямо на сестру, как будто хотела, чтобы та ее застрелила. Но Лисбет не видела ее – и вдруг повалилась навзничь, ударившись затылком о печь. К ней подскочил Иван. За ним поднялся еще один бандит. Лисбет проиграла во второй раз.

28 августа

– В те дни меня мучил не только страх, – продолжал Юханнес Форселль. – Я возненавидел себя. Сванте удалось не только загнать меня в угол. То, в чем он угрожал обвинить меня, въелось в мою кровь и плоть. Я чувствовал себя человеком, который не заслуживает того, чтобы жить. Мы говорили о травле, развязанной в СМИ. Я никогда не придавал ей значения. Но после разговора со Сванте в его машине и сам поверил в то, что писали обо мне журналисты. Их обвинения словно прилипли ко мне намертво, и я ничего не мог с этим поделать. На Сандёне я был оглушен, парализован.

– Но я слышала, как ты кричал по телефону, – возразила Ребека. – Похоже, ты все-таки не совсем сдался.

– Все так, я хотел бороться, – согласился Форселль. – Я позвонил Янеку и поставил его в известность насчет Нимы, и потом еще долго сидел с трубкой в руке. Я хотел связаться с премьер-министром или шефом полиции. Так я тогда полагал, по крайней мере. Сванте тоже забеспокоился, когда я взял отпуск, и прибыл на Сандён. Думаю, он все-таки за мной следил.

– Почему вы так думаете? – спросила Катрин.

– Однажды утром, когда Бека ушла в магазин, Линдберг объявился у меня без предупреждения. Мы вышли к морю поговорить; тут-то он и показал мне свое досье.

– И как это выглядело?

– Сплошная липа, разумеется, но очень тщательно сработанная. Фотографии женщин с синяками, показания свидетелей, копии заявлений в полицию, медицинская экспертиза – вся документация. Произведение профессионала, что и говорить. И я подумал о том, что многие примут это за правду, и тогда ничего поправить будет нельзя. Дни напролет я бродил по дому и мучился такими мыслями. И в любом предмете, будь то кухонный нож, окно на втором этаже или розетка, мне виделась угроза. Умереть – вот все, что мне тогда хотелось.

– Не совсем, Юханнес. – Янек улыбнулся. – Ты все-таки сопротивлялся. Позвонил мне и все рассказал.

– Все так, я сделал это.

– О чем рассказал? – оживилась Катрин. – Что Сванте Линдберг отравил Клару и Гранкина?

– Его мотивы были нам понятны с самого начала, – кивнул Юханнес. – Клара и Виктор представляли для него ту же опасность, что и для Стана Энгельмана. Вряд ли Гранкин знал об участии Стана в синдикате, но это не имело никакого значения. Сванте всего лишь выполнял приказания заказчиков. А у бандитов имелись все основания разделаться с Кларой и Гранкиным.

– Я начинаю понимать… – Катрин кивнула.

– Ну, вот и отлично, – похвалил ее Янек. – Тогда вы, конечно, согласитесь, что у Сванте были свои причины бросить Клару умирать в горах. Он сделал это не только потому, что таким образом спасал друга.

– Он хотел заставить ее молчать.

– И то, что Клара воскресла из мертвых, означало, что угроза нависла снова.

– Ужасно.

– Именно так. Но самое неприятное, что мы, увлекшись своей работой, нередко забывали держать Юханнеса в курсе.

– Вы просто бросили его, – сказала Ребека.

– Мы не оказывали ему поддержку, на которую он имел право рассчитывать, и это не дает мне покоя.

– Здесь есть из-за чего беспокоиться, – кивнула Ребека.

– Все верно. Это прискорбно и несправедливо, – согласился Янек. – Надеюсь, вы тоже так считаете, Катрин.

– Что считаю? – не поняла та.

– Что Юханнес все время хотел сделать как лучше.

Катрин не отвечала. Она читала в мобильнике новости.

– Что-нибудь случилось? – спросила ее Ребека.

– В Моргонсале идет спецоперация, которая может быть связана с Микаэлем.

Когда Лисбет ударилась головой о край печи, жар от печи будто пробежал по всему ее телу. Она поняла, что должна собраться, и не только ради себя самой. Но это было как проклятие. Лисбет могла прижечь утюгом живого человека, даже выжечь слово на его груди, а потом как ни в чем не бывало попивать виски. Но застрелить собственную сестру было выше ее сил, даже под угрозой мучительной смерти. И сегодня она убедилась в этом во второй раз.

Пока Лисбет медлила, Камилла посреди развязавшегося вокруг безумия схватила ее за простреленную руку и потащила в печь. Огонь опалил волосы, но Саландер крепко стояла на ногах и видела, как мужчина – кажется, Юрма – направил на нее пушку. Лисбет выстрелила первой и попала ему в грудь. С пола поднимались раненые. Даже Галинов взял оброненный кем-то пистолет. Поэтому Лисбет решила застрелить его следующим – и не успела.

Микаэль рухнул, корчась от боли, но, падая, успел ударить Галинова ножом в плечо. В тот же момент Камилла отступила на шаг и остановила на Лисбет безумный взгляд. Она дрожала всем телом и как будто к чему-то готовилась. Потом ринулась вперед и толкнула Лисбет в огонь. Но та успела отскочить в сторону – и Камилла с разбега полетела в печь. Этот момент решил всё.

Он растянулся – не только само движение, и падение, и отчаянное размахивание руками, но и звук. Стук упавшего тела, и шипение, с которым плавилась кожа и волосы, и крик, тут же поглощенный огнем. Потом тело Камиллы поднялось в пламени и вывалилось из печи. Волосы и блуза еще пылали.

Камилла кричала, отчаянно мотала головой и трясла руками. Саландер спокойно наблюдала за ней со стороны. На какое-то мгновение ей подумалось, что сестре нужно помочь, но в результате Лисбет так и не сдвинулась с места. Потом Камилла вдруг замолчала и застыла на месте, словно насквозь промерзла. Лисбет догадалась, что произошло: сестра увидела свое отражение в металлической обшивке печи.