Себастьян Фитцек - Инквизитор

– Паралич сна – это мучительный вариант качественного нарушения восприятия. Больные пребывают в состоянии между сном и бодрствованием, из которого их можно вывести лишь с помощью сильных, как правило, негативных раздражителей, например, боль, сильное потряхивание, крик и т. д.

Каспар поднял голову и процитировал последнее предложение абзаца, не глядя в энциклопедию:

– Это нарушение также известно под названием Topor, что в переводе с латинского означает… – он помедлил, – непробудный, глубокий сон.

– Непробудный сон? – недоверчиво переспросил Бахман. – Это означает, что мы просто должны ее разбудить?

Шадек презрительно рассмеялся, но Каспар утвердительно кивнул. Затем опасно наклонился вправо, чтобы достать со стеллажа еще одну книгу. Своими большими размерами том напоминал толстый школьный атлас. «Нейропсихология, 2-е издание» – было написано черными буквами на оранжевой обложке. Так как книгу было неудобно листать прямо на лестнице, Каспар спустился и положил ее на стол рядом с горой рассыпанных консервных банок. Взглянув на оглавление, Каспар открыл страницу 502 и ткнул пальцем в последний абзац.

– При параличе сна речь идет о параличе, который возникает в переходной фазе между сном и бодрствованием. Обычно она длится недолго, но может доходить и до двадцати минут. Почти каждый второй человек хоть раз переживал паралич сна.

– Мне такое знакомо! – возбужденно воскликнула Ясмин. – Это реально жутко. Однажды мне снилось, что в моей комнате мужчина. Я знала, что он исчезнет, как только я проснусь. Но я никак не могла открыть глаза. Не могла пошевельнуться, и мне пришлось закричать, чтобы проснуться.

– И тем самым вы вывели себя из паралича сна, – подтвердил Каспар.

– Вы теперь коллективно надо мной издеваетесь? – спросил Шадек, поглядывая на Софию. Так как ему не удалось смастерить импровизированную капельницу из кочерги, он подкатил кресло-каталку с Софией к столу и сунул пакет с физраствором Ясмин в руку.

– Двадцать минут? В случае нашей пациентки они давно истекли.

– Это правда. И поэтому мы знаем теперь, что Инквизитор делает со своими жертвами.

– И что же?

– Он погружает их в непробудный сон. Я понятия не имею, как он это делает. Но видимо, Брук нашел какой-то психологический метод, позволяющий надолго погрузить их в фазу паралича между кошмаром и пробуждением. Если хотите, София находится во временной петле ужаса. Вот что она все это время пытается нам сказать.

Том скептически насупил брови, провел рукой по нагеленным волосам, пригладил их и пренебрежительно щелкнул языком.

– О’кей, мистер Шерлок Холмс, тогда скажи мне еще кое-что.

Каспар напрягся в ожидании вопроса, который должен был последовать и на который у него не было ответа.

Пока не было.

– Откуда ты все это знаешь? Почему так хорошо разбираешься в первой медицинской помощи, ставишь нашей симпатичной врачихе капельницу, а теперь еще и цитируешь наизусть психиатрические справочники?

– Без понятия. – Теперь Каспар поднял руки.

– Возможно, я врач, аптекарь или психолог? Ты сам сказал, что мы можем быть коллегами, а может, я просто внимательно слушал курс оказания первой медицинской помощи? Если бы я знал.

– Ну конечно. Прикрываешься своей амнезией. Я тебе не верю. – Том повернулся к Бахману. – Когда его сюда доставили?

Консьерж задумчиво почесал бакенбарды.

– Думаю, дней десять назад.

– А когда именно прервалась серия преступлений Инквизитора?

– На что ты намекаешь?

Каспар яростно захлопнул книгу и спрыгнул со стола.

– Это ты притащил нам сюда этого сумасшедшего. Из-за тебя мы не можем позвать на помощь, потому что это ты врезался в таксофон и вывел его из строя.

Каспар подчеркивал каждое «ты» яростной жестикуляцией, как судья на ринге, который отсчитывает секунды над боксером в нокдауне. Но его вербальные удары словно отскакивали от Шадека, не производя на него никакого впечатления. Он даже глазом не моргнул. Но Бахман все равно решил разделить обоих задир и, сопя, встал между ними.

– Эй, эй, эй… Это ничего не даст. Мы должны держаться вместе. И доверять друг другу.

Доверять? Каспар вспомнил, как Линус хотел показать ему вырванный шланг топливного бака, а из-за снегохода вдруг появился Бахман.

«Я никому не могу здесь доверять, – подумал он. – Я никого здесь не знаю. Даже себя самого».

Он снова сел за стол, обеими руками сжал дрожащие колени и уставился на новостной журнал, который Бахман оставил лежать раскрытым.

Шадек и консьерж продолжали ругаться за спиной, а буквы расплывались у Каспара перед глазами. Но он не хотел ни слушать, ни говорить, ни читать. Он внезапно почувствовал смертельную усталость, его мозг должен был срочно переключить передачу, лучше всего в нейтральное положение, чтобы после небольшой паузы попробовать снова стартовать в это безумие.

Он заставил себя не думать ни о чем, и в первый момент это даже получилось. Но потом он совершил ошибку – закрыл глаза. И так как он слишком долго рассматривал в газете фотографию второй жертвы, лицо учительницы продолжало светиться на сетчатке его глаз, и о покое можно было забыть. На этот раз он услышал визг и скрежет рельсов, прежде чем едкий дым локомотива снова заполнил его нос. Он открыл глаза, и поезд с воспоминаниями тут же прибыл к перрону.

– Она всегда была тихой девочкой. Слишком тихой. Я беспокоилась, потому что у меня не было причин для беспокойства, если вы понимаете, о чем я.

– Да, конечно.

Он уставился на ржавые разводы от чая на своей пустой кружке и отказался от добавки.

– Вот, посмотрите. – Женщина открыла ламинированную брошюру, которую, видимо, специально нашла и положила на журнальный столик. Между страницами, которые она открыла, был даже заложен маленький листок бумаги. – Видите, что я имею в виду? Все другие смеются. А она даже не смотрит в камеру.

Женщина повернула школьный ежегодник, чтобы он мог лучше видеть, но это было не нужно.

Он знал белокурую девочку с брекетами. У него была ее фотография, он всегда носил ее с собой в бумажнике. Фотография на паспорт, на ней она тоже не улыбалась .

Он закрыл глаза. Вид его дочери вызвал щемящую, до боли, тоску.

– Все в порядке? – спросила она, и ее губы неуверенно дернулись. Он не ответил и еще раз посмотрел на общее фото в ежегоднике, на котором была изображена и эта женщина. Она стояла сбоку, в узких джинсах, заправленных в черные сапоги до колен. Рядом с ее головой чернела звездочка. Он посмотрел ниже, нашел еще одну звездочку и прочитал мелкий текст.

«Катя Адези, классная руководительница 5-го В, начальная школа Вальдгрундшуле, Берлин».