Натали Дэниелс - Кукушка [litres]

На глаза наворачиваются слезы. Я не хочу вспоминать.

Доктор Р. раздражается.

– Что сказала Энни?

– Вдалеке послышалось: «Энни, кто там?» Я прекрасно знала этот голос. Несс взяла трубку моего телефона в моем доме и спросила: «Кто это? Нам ничего не нужно». Она сказала «нам». В моем доме сказала «нам»!

– Как вы себя почувствовали?

– Разозлилась.

– Что вы сделали?

– Не помню.

Доктор Р. вздыхает, сердится.

– Нет, помните. – Поднимает на меня лицо с раскрасневшимися щеками. – Помните!

Мотаю головой.

– Не помню.

Хочется, чтобы она заткнулась, перестала задавать вопросы.

– Вы должны вспомнить! – Она всерьез злится. – Что произошло в те несколько недель после звонка?

– Я не помню!

Я вправду не помню.

– Что произошло, Конни?

Никогда еще не видела ее такой багровой.

– Вы должны вспомнить! Никто не хочет, но надо!

– Почему надо?!! – ору я в ответ.

– Потому что нужно признать, что ты это сделала! Нужно отвечать за свои поступки!

Она в ярости. Я начинаю беспокоиться.

И тут происходит нечто ужасное. Доктор Р. отворачивается и, судя по тому, как поднимаются ее плечи, начинает плакать. Она стоит у окна, глядит на улицу и плачет, прямо-таки рыдает. Я не шевелюсь. Молчу. Что я такого сказала? Ничего не понимаю, но рада, что дело не во мне. Даю ей проплакаться и приношу туалетной бумаги. Ее плечи вздрагивают, слезы текут ручьем. Берет туалетную бумагу с моей открытой ладони. Сморкается, икает и смотрит на дерево. Лицо пошло пятнами, по щекам бежит тушь. Постепенно успокаивается, но в каком-то трансе продолжает глядеть в окно.

– Чертов листок никак не облетит, да?

Говорит, как будто из-за этого и плачет. О моем листке. Я тоже смотрю, как он машет нам с дерева в полном одиночестве. Я рада им поделиться. Теперь он не мой, а наш.

– Если попросить, Скрипуха сделает чаю… – Это, кстати, большой вопрос, ибо она невообразимо ленива.

– Нет, не хочу, чтобы меня кто-то видел в таком состоянии.

Я польщена, что я для нее не «кто-то». Глаза у нее потрясающе красивого бирюзового цвета. Сейчас они светятся от слез, как будто внутри горит лампада печали.

– Сядьте! – Я подвигаю к окну два стула, и доктор Р. послушно садится.

Приношу пластиковый стаканчик с водой. Она берет его и делает несколько глотков, промакивая глаза. Опускаюсь рядом и смотрю на голое дерево. Сидим так целую вечность.

– Можно рассказать вам историю, Конни? – произносит она, как раз когда я решаю, что сессия закончена.

Голос ее звучит спокойно.

– Конечно.

– Хорошо.

Доктор Р. снова сморкается и долго молчит. Потом начинает рассказывать спокойным, отрешенным голосом, как будто делает заявление в полиции.

– Встретились однажды молодые мужчина и женщина. Встретились и влюбились. Оба материально обеспечены, трудолюбивы, сделали карьеру, привыкли к определенному образу жизни: летают отдыхать на дорогие курорты и покупают качественные вещи. Могут позволить себе капризы.

Приходит время обзавестись семейным очагом. Они продают свои квартиры, покупают уютный дом и играют свадьбу, немноголюдную, но со вкусом. Долгое время оба по горло заняты работой, и когда решают, что пора завести детей, уже немолоды. Однако у жизни на сей счет другие планы – его сперма в порядке, а у женщины обнаруживается непроходимость труб. Зачатие проблематично. Они начинают сходить с ума. В смысле она; он-то – нет, потому что, не будем лукавить, у него все в порядке и целая жизнь впереди, а ее часы тикают. Она очень хочет ребенка и, чтобы забеременеть, готова на все, от стойки на голове до двух попыток ЭКО, дорогих и болезненных. Каждый день колет себе гормоны, толстеет – она ненавидит толстеть, ох как она это ненавидит… А потом – ура! Белая полоска бумаги сообщает, что да, теперь ты нормальная женщина! Оба в восторге. Она не верит своему счастью. Жутко боится осложнений, ведь она в курсе возможных рисков, и потому меньше работает, правильно питается, глотает нужные добавки и выращивает в животе ребеночка, как драгоценную жемчужину. Они не покупают распашонки и не перекрашивают стены в будущей детской – боятся сглазить. Роды кошмарны, но они с мужем – самая счастливая пара в мире и покидают роддом с чудесной девочкой на руках. Она просто куколка! Точь-в-точь как мечталось. Настоящая красавица…

Доктор Р. облизывает губы и делает очередной глоток воды из стакана.

– Даже матери этой женщины не к чему придраться. Они счастливы. Естественно, женщина вымотана – чего стоит только физическая травма сорокачасовых родов, окончившихся экстренным кесаревым и хроническим маститом. И все же она в эйфории и не смеет жаловаться, потому что почти все женщины через это прошли и потому что она сама того хотела. Идут месяцы, женщина выматывается больше и больше. Ей приходится меньше работать, потому что она не в силах сосредоточиться. Малышка не спит – не больше полутора часов кряду и никогда, ни единого разу, всю ночь. Женщина устает настолько, что уже и сама не в силах спать. У нее выдается одна ночная передышка, когда она принимает томазепам, откачав отсосом молоко, как корова, чтобы муж покормил младенца. Она чувствует себя виноватой, волнуется, как дура, что это повредит ребенку. Впадает в депрессию, которой глубоко стыдится, – ведь у нее есть все, о чем она мечтала. Эта женщина умеет решать проблемы: она терпелива, с успехом руководит людьми, чинит собственный компьютер, собирает мебель, меняет колесо в машине и способна приготовить обед на десятерых, но младенец появился без инструкции, она не справляется и чувствует себя полнейшей неудачницей. А ребенок растет, начинает ходить и по-прежнему не спит. Типичный карапузик: сущее очаровательное наказание, мимимишество и истерики. Мать крутится в новом, странном для себя беличьем колесе стирки, уборки, кормления и плача. Не знает, как справиться с истериками. Ребенок – комок нервов; ни одна из обычных стратегий не помогает, логика остается без внимания. Угрозы матери пусты, потому что у нее просто нет сил настоять на своем. Она начинает глотать лекарства, задним числом диагностировав у себя послеродовую депрессию. Злится на мужа, потому что тот крепко спит в соседней комнате, потому что его карьера важнее, потому что его тело не высосали, не растянули и не истерзали до неузнаваемости. Слава богу, есть мамские клубы, подруги в парке, возможность отвести ребенка поиграть с другими детьми к кому-нибудь домой, потому что в противном случае женщина, которая искренне благодарна небу за дочку, тронулась бы умом…

Эмма снова делает паузу, отпивает воды и вытирает нос. Разворачивает стул прочь от Конни и дальше говорит с деревом.

– А потом, в один прекрасный день, мать с ребенком идут на детскую площадку в местном парке. Она катит коляску, через забор и кустарник уже проглядывают качели. Дорога идет в гору, мать чувствует, как тянутся мышцы задней поверхности ног, вдыхает выхлопные газы; дочка возбужденно болтает вверх-вниз красными резиновыми сапожками, она тоже – и даже лучше со своей высоты – видит сквозь голые стволы деревьев качели, горки и своих маленьких друзей. Когда они подходят к воротам парка, мать наталкивается на знакомую, врача. Останавливаются поболтать о бессонных ночах. Знакомая попробовала новый препарат на травах – вроде как помогает. Она начинает искать его название, а ребенок в коляске, естественно, злится, что мать застряла так близко от желанной цели путешествия, хныкает и пытается вылезти, но не может, потому что пристегнут. Мать говорит, что придется подождать. Дочка ждать не намерена; в конце концов, она совсем маленькая и хочет на качели. Принимается вопить. Мать, которая сыта этим по горло – и, быть может, хочет показать, что у нее есть какая-то власть над этим истерящим миниатюрным человеческим существом, – говорит ребенку с твердостью, на которую у нее нет сил: «Прекрати!» Ребенок злится еще больше, багровеет и орет как резаный. Это настоящая истерика, и мать, вне себя от усталости и смущения по поводу своих никудышных воспитательных способностей, вконец срывается: «Заткнись! С меня хватит!» Она грубо разворачивает коляску, чтобы ребенок не видел площадку, и подчеркнуто становится спиной, преподавая урок, что не всегда криком можно получить желаемое. Кажется, сработало. Истерика стихает. Они говорят о семье с площадки, в которой дети по ночам спят. Ни одна, ни вторая не замечают, что коляска начинает катиться по склону, а с другой стороны быстро приближается грузовик. Раздается визг тормозов, мать оборачивается… Проходит вечность, прежде чем грузовик тормозит. Он цепляет коляску передним колесом и волочит по дороге. Когда в конце концов останавливается, ярдов через пятьдесят, коляска перевернута и в ней никто не шевелится. Истерика закончилась.