Рэндалл Силвис - Два дня

– Послушайте, – выдавил из себя Моби. – Бонни велела мне называть его Снайдером, если кто спросит. А больше она ничего мне не говорила.

– Когда ты видел ее в последний раз?

Моби почесал подбородок:

– В какой же это было день?

– Сегодня суббота, выходной, – начал закипать Демарко. – Я должен был бы сидеть на церковной скамье и восхвалять Господа. Но по твоей милости я торчу в этой грязной железной халупе. Так что не взыщи – я за пять секунд доволоку твою тощую задницу до машины, если ты не прекратишь чесаться и не расскажешь мне все, о чем я тебя спрошу.

– Она привезла меня домой в четверг, после закрытия клуба. А вчера утром приезжала сюда со своим хахалем – сообщить мне, что они должны уехать куда-то на пару дней.

– Они приезжали на автомобиле Бонни?

– Они застали меня в кровати. Я только продрал глаза. Они сами зашли в дом и ко мне в комнату. И предупредили о своем отъезде.

– На пару дней?

– Так Бонни сказала. Она сказала, что они вернутся через пару дней. Самое большее.

– А что сказал ее хахаль?

– Сказал, чтобы я держал язык за зубами. А то он оторвет мне клещами яйца.

– А мы вот сидим тут и треплемся.

– Да, но мне же никто из них не сказал, что речь идет об убийстве. Я на такое не способен.

– Но ты отлично знаешь, что на такое способен хахаль твоей сестрицы. Разве не так?

– Я знаю, как он ее третирует.

– Готов побиться об заклад, что и тебя тоже.

– Мне на это плевать.

– Но, похоже, ты не будешь возражать, если я обеспечу ему на ближайшую сотню лет отличную одиночную камеру, далеко-далеко отсюда.

– Главное, чтобы вы упекли его так, чтобы Бонни не получала от него никаких вестей и не знала, где он находится. Одно дело – моя жизнь. Тут особо не о чем разговаривать. Но, черт меня дери, я не могу допетрить, почему женщина позволяет пользоваться собой такому дерьму, как это.

– Это действительно загадка.

– А этот клуб, в котором я работаю, – вдруг взъярился Моби. – Почему эти девушки идут на такое? Ведь некоторые из них так чертовски хороши собой…

– Они идут на это за деньги.

– Что за фигня, чувак? Женщины могли бы подчинить себе всю планету, пожелай они этого. Перестань они давать, так любой мужик будет ползать на коленях через пару месяцев.

– Может, и так. А может, человеческая натура немного посложнее, и не всегда в жизни всем рулит секс.

– Да уж какие тут сложности. Мужики хотят трахаться, и они сделают все, что от них потребуют бабы, лишь бы получить свое.

«И это говорит мужик, у которого не стоит уже, наверное, много лет. А с другой стороны, может, поэтому он такой мудрый», – подумал Демарко.

– Я просто хочу сказать, что не понимаю женщин, – резюмировал Моби. – Они заслуживают особого обхождения, разве не так? Но почему-то позволяют вытирать о себя ноги.

– Такое случается сплошь и рядом, Моби.

– И это еще большая загадка.

Понедельник дался Демарко нелегко. Единственное, что он мог теперь делать, – это ждать новую информацию, обнаружения Инмана и Бонни. Сержант ощущал в себе неимоверную тяжесть и пустоту, как подстреленный пес, изнывающий от боли и усталости. Его не оставляли мысли о Хьюстоне: где он провел ночь? Жив ли? «Тебе не следовало оставлять его, – терзался Демарко. – Ты должен был взять его под арест, обеспечить ему надлежащую защиту, наврать ему что-нибудь, а не говорить правду. И ты должен был узнать Инмана в ту ночь, когда увидел его в „Уисперсе“; ты должен был напрячь свою память, затянутую дымкой прошлого, и вспомнить его. И тогда весь пазл бы мгновенно сложился. Ты бы сразу понял, кто настоящий убийца. И смог бы пристрелить этого зверя на месте. Да, Демарко, тебе не следовало становиться копом. Лучше бы ты работал преподавателем в школе, как Ларейн. Учителем обществознания и истории. Там тебе было бы самое место. Сидел бы себе, составлял планы уроков и возил учеников на экскурсии».

Демарко пытался занять себя бумажной работой, ругал и клял себя на чем свет стоит, и вновь и вновь прокручивал в голове все расследование. Допущенные им ошибки тянулись из прошлого. Эх, если бы в ту дождливую ночь двенадцать лет назад он принял бы другое решение! Маленький Райан был бы сейчас жив. Его дом не превратился бы в затхлую, лишенную света и солнца берлогу. И его душа, возможно, не пожухла бы, как упавший с дерева листок, не опустела бы, как выеденная раковинка, не иссохла бы, как безжизненная мумия.

– Видок у тебя дерьмовый, – бросил ему Боуэн под вечер.

– Сам ты дерьмо, – огрызнулся Демарко.

– Ты уже в двенадцатый раз наливаешь себе кофе.

– Тебе-то что? Разглядывай свою порнуху в интернете и не лезь в мои дела.

– Зайди-ка ко мне, – сказал Боуэн.

– Я занят.

– Зайди немедленно. И прикрой за собой эту чертову дверь.

Демарко переступил порог его кабинета и хлопнул дверью. И встал, вдавившись левой ягодицей в ее круглую ручку.

– Ты выглядишь как натуральный наркоман, – сказал ему Боуэн.

Демарко громко отхлебнул кофе – он знал, как Боуэн ненавидит этот звук.

Боуэн выдвинул ящик стола, пошарил в нем рукой, достал янтарный пузырек, высыпал из него себе на ладонь две белые таблетки и положил их на дальний край стола.

– Возьми таблетки, поезжай домой, выпей их и ложись спать. И не вздумай мне перечить.

– Я не принимаю лекарств, – сказал Демарко.

– Да-да. Днем – кофеин. Ночью – вискарь. Без еды, без сна. Ты разрушаешь себя, Райан. Ты хоть это понимаешь?

Демарко усмехнулся и снова громко отхлебнул кофе.

– Так что уговор будет такой, – не обратил на его выходку внимания Боуэн. – Ты берешь эти таблетки, едешь домой и отсыпаешься. Иначе я отстраню тебя от расследования.

– Ты не посмеешь.

– Да, ты как бы ведешь это дело. Но посмотри на себя: ты как будто не в себе. Не знаю, что такого в этом Хьюстоне. Но ты ведешь это дело слишком пристрастно. Словно оно касается лично тебя. Наверное, я допустил ошибку. Мне с самого начала не следовало поручать это дело тебе. Но даже то, что мы с тобой – друзья, не означает, что я буду закрывать глаза на то, как ты изводишь себя из-за этого парня.

Прислонившись спиной к двери, Демарко не двигался. Стараясь унять нервное возбуждение, усугубленное кофеином, он упорно разглядывал рябь, пробегавшую по поверхности жидкости в кружке.

Голос Боуэна смягчился:

– А может быть, Хьюстон тут ни при чем? И все дело в Ларейн? Или Райане-младшем?

Демарко стиснул кружку обеими руками. Во рту стало сухо и кисло.

– Не трогай мою семью, – еле слышно прошептал он.

Боуэн на миг остановился, сгреб со стола таблетки, подошел к Демарко, вырвал из его рук кружку, положил в ладонь таблетки и зажал ему руку. Стоя почти вплотную к сержанту и сдавливая своими пальцами руку Демарко, словно клещами, Боуэн тихо, но твердо сказал: