Александр Куприн - Бармен из Шереметьево

Три дня беглец сомневался и мучился, но все решили две чернокожие девчонки в форме ВВС США, зашедшие в фотомагазин. Димка долго помогал им выбрать линзы для макросъемки, попутно отвечая на вопросы о жизни в СССР и сам их о чем-то спрашивая, и вдруг отчетливо понял: пройдет несколько долгих-предолгих лет, прежде чем он сможет так же объясняться на немецком! Уже утром следующего дня он прошел в железные ворота гигантского светло-серого комплекса американского консульства во Франкфурте. Было полное ощущение, что он попал в какую-то военную часть — кругом ходили десятки людей в армейской форме, были слышны команды. Тут все были при деле и очень торопились — солдаты куда-то несли огромные, высоченные рюкзаки, офицеры сверяли бумаги в папках, изредка пробегали женщины в цивильной одежде, но со строевой выправкой. Огромную часть работы этого консульства занимало обслуживание военных баз, разбросанных в округе. Беглец почувствовал себя совершенно лишним, ему стало как-то зябко и одиноко. Тем не менее он решительно подошел к одной из стоек и сказал смуглолицему служащему, что он из Советского Союза и ищет политического убежища. Отрепетированные ночью английские фразы и предложения в развитие темы ему не понадобились. Дежурный что-то прокричал в микрофон, и через пять минут к Димке вышел невысокий человек средних лет с усталым лицом.

— Сэм, — представился он по-русски, — но можно и Семен.

Он провел гостя в небольшой кабинет без окон, вынул длинную необычную тетрадь с желтыми листами. Листать их следовало снизу вверх. «У немцев таких нет», — зачем-то отметил про себя гость. Корявым почерком по-английски Семен быстро заполнял эти листы Димкиным жизнеописанием, не показывая при этом никаких эмоций. Так пролетело несколько часов.

— У тебя есть где жить? — спросил он, заканчивая писать.

— У меня, вообще-то, и работа есть, — сам не зная зачем, похвастался Дима.

— А может, ты уже и girlfriend завел? — улыбнулся американец, и лицо его преобразилось — исчезла без следа усталость, а в глазах заблестели смешинки.

— Завел… — опустив глаза, отвечал беглец.

Сэм оттолкнулся от стола и покатился в своем кресле на колесиках. Витиевато, с некоей завистью присвистнул — эх, молодость, молодость… затем встал и начал складывать бумаги в портфель.

— Я отвезу тебя домой. Мне необходимо поговорить с господином Раевским, вашим священником. По-моему, мы даже с ним немного знакомы.

В машине Димка осмелел и начал расспрашивать своего нового друга. Особо не замыкаясь, Сэм рассказал, что когда-то был советским солдатом и ушел в Западный Берлин во время строительства стены. Женился на немке, затем уехал в Штаты, учился, развелся, воевал во Вьетнаме, а теперь вот на федеральной службе.

— А трудно, наверное, поступить на федеральную службу?

— Да нет, — отмахнулся Сэм, — сюда идут те, кто не способен найти себя в частном бизнесе, кто никогда не будет летать первым классом и жить в доме с видом на океан.

Так Димка и не понял, ирония это была, сарказм или факт. При этом он совершенно успокоился и сам себе объяснил, что нервничать больше незачем, что решат его судьбу теперь вот такие люди, как этот Сэм-Семен, и что повлиять на это он уже все равно никак не сможет. Кошмары закончились — он работал в магазине, занимался с детишками в церкви, пытался учить немецкий, но вместо этого без всяких усилий неплохо освоил польский. И еще ссорился с Гошкой, постоянно ссорился с Гошкой…

Сэм приезжал еще три или четыре раза с неизменными желтыми листами, каждый раз что-то уточняя. Примерно через месяц в фотомагазине зазвонил телефон и некто по-английски попросил Дмитрия, но напрасно радовался Сигизмунд — то не были покупатели. Голос с сержантскими интонациями вежливо попросил явиться в консульство США на Гизенер Штрассе в 9 утра понедельника.

В этот раз Диму провели в большой и светлый кабинет, где под новеньким портретом Рейгана сидела молодая спортивного вида женщина без следов косметики. По-английски она задала гостю с десяток довольно общих вопросов: что произойдет с ним в случае возвращения?.. Звонил ли он в Москву?.. Имел ли контакты с близкими?.. Знает ли об их судьбе?.. В каком звании демобилизовался из армии? Сделала какие-то записи в открытой перед ней папке, затем протянула холодную ладошку и распрощалась. Вся встреча заняла не больше пяти минут и совершенно раздавила Димку морально. Внезапно он осознал, что только что произошло нечто очень важное и, по всей видимости, не совсем для него хорошее. В состоянии, близком к тому, что испытал на регистрации в «Шереметьево», на негнущихся ногах вышел он из кабинета. Не хватало воздуха, стучало в висках, и кружилась голова. В коридоре его встретил невеселый Сэм. Попросил подождать, зашел ненадолго к женщине под Рейганом, тут же вышел с бумагами в руках и знаком предложил следовать за ним. Полон дурных предчувствий, Дима поплелся в уже знакомый ему крохотный кабинет.

— У меня есть для тебя очень плохая новость, — начал Сэм и, взглянув с беспокойством на бледное лицо собеседника, добавил, указывая на стул: — Я хочу, чтоб ты присел.

«Выдадут!!! — кувалдой застучало в Димкиной голове. — Выдадут обратно!.. Поэтому она и спрашивала про Москву!.. Обратно… Выдадут… Как же так???»

— Что? — сказал он с вызовом каким-то хриплым, самому показавшимся незнакомым, чужим голосом. — Вы решили выдать меня обратно?

— Как это? — поднял голову от бумаг Сэм. — Зачем обратно? Куда обратно? По твоему кейсу консулом только что принято положительное решение — какое может быть «обратно»? Сейчас, возможно, тебе понадобится поехать в специальный лагерь в Мюнхене на пару недель, а затем — Нью-Йорк.

— А что же тогда? — шепотом прохрипел изумленный Дима.

Округлившимися глазами он смотрел на Сэма и, кажется, ничего уже не соображал.

— Мне искренне жаль, но, похоже, у тебя больше нет родственников. По нашим сведениям, твой дядя — Климов Владислав Михайлович, умер. Покончил жизнь самоубийством еще в декабре прошлого года. Я не сообщал тебе раньше, но вот вчера эту информацию подтвердили наши друзья из немецкой BND — теперь нет оснований сомневаться.

— Не снимайте ее. Пусть висит.

— Ну как же не снять? А вдруг зайдут да начнут со мной по-английски разговаривать, а я и немецкого-то за все эти годы толком не выучил, — сокрушается Сигизмунд, тайком вытирая слезу.

— Скажете им, что я выходной. Что в отпуске. Скажете, что вернусь. Что приеду еще.

— А ты приедешь?

— Обязательно. Я теперь много ездить буду… Я точно знаю.

— Куда же, Дим?

— Да много куда, — конфузится важный Димка, — это большой мир. — И, поправив рюкзак, смущенно добавляет: — Очень большой мир!