Ким Онсу - Планировщики [litres]

– Да с чего бы? Сколько в него влили дорогущей глюкозы! – насмешливо проговорила косоглазая.

– Что ты, сестра, разве какую-то глюкозу сравнишь с рисом?

– Ладно, Миса, придется тебе сварить рисовую кашу, только пожиже.

Миса покатила коляску на кухню. Рэсэн приподнял голову и осмотрел себя. Руки, плечи и живот были плотно забинтованы.

– Твоих рук дело? – перевел он взгляд на Мито.

– Одного знакомого ветеринара. Ты потерял много крови. Чуть на тот свет не отправился.

Косоглазая теперь косилась на Рэсэна с другим выражением. Впрочем, поскольку их взгляды не пересекались, сказать определенно, смотрела она на Рэсэна или нет, было нельзя. Но очевидно, что жалела. Тихо, чтобы не слышала сестра, Мито проговорила саркастически:

– В следующий раз стреляй. Не заставляй других мучиться из-за себя. Сноровки нет, а туда же.

Должно быть, она действительно вымоталась, поскольку в голосе злость мешалась с усталостью.

– Из-за тебя Парикмахер теперь знает обо мне. И о Сумин. Из-за тебя мы все теперь в опасности. И план убить Хана полетел к черту. Но уж ладно. Потихоньку все разрулим. Потому как мыслить следует всегда позитивно.

Мито обернулась к косоглазой. Та улыбнулась.

Что же творится в головах этих удивительных женщин?

– Итак, ты вытащила меня из дома Парикмахера. Может, ты и мой нож… тоже забрала? – сконфуженно спросил Рэсэн.

Мито наградила его ледяным взглядом. “Почему я вдруг подумал о ноже Чу?” Собственный вопрос Рэсэну и самому показался странным.

– С Парикмахером я разберусь. Тебе предстоит другое дело, – решительно сказала Мито. И с этим ушла на кухню. За ней поспешила и косоглазая.

Из кухни доносились голоса трех женщин, смех. Каждая предлагала свой рецепт рисовой каши. Через некоторое время появилась Миса с тарелкой. Мито и косоглазая, очевидно собравшись на улицу, надели пальто. Когда косоглазая обувалась в прихожей, Мито подошла к Рэсэну и прошептала:

– Не бери в свою чугунную башку всякую чепуху. От этого один только вред. Ешь кашу и спи. Спи, пока не скажу, что дальше делать.

И Мито с косоглазой ушли. Миса, зачерпнув ложкой кашу, подула на нее и поднесла ко рту Рэсэна. Он рассеянно смотрел на рис, от которого поднимался густой пар, потом глянул на Мису. Она придвинула ложку ближе: ешь. Рэсэн позволил втолкнуть кашу себе в рот, проглотил. Горячая рисовая жижа, первая еда за пять дней, была восхитительна на вкус. Съев все до последней рисинки, Рэсэн заснул.

Как и велела Мито, он спал. Спал и видел сны, а проснувшись, съедал кашу, приготовленную Мисой, и снова засыпал. И хотя он только и делал, что спал, но, проснувшись, тут же впадал в дремотное состояние. Рэсэн заподозрил, что, может, ему подмешивают снотворное в кашу. Или снотворное в воде, или оно в ложке, или оно вон в той вазе с цветами, или в теплых солнечных лучах, падающих на кровать. Съев кашу, засыпал, приняв лекарство, засыпал, и даже во сне он засыпал.

По вечерам приходила Мито, меняла повязки, обрабатывала раны. И делала уколы. В те вечера, когда Мито не появлялась, этим занималась косоглазая.

– А ты чего влезла в эту историю? – спросил как-то Рэсэн, когда девушка бинтовала его.

Она не ответила.

– Это тебе не игры. Ты же можешь умереть.

Косоглазая с силой стянула бинт и завязала. Рана нещадно разнылась, да так, что Рэсэн застонал от боли.

– У всех есть мотивы, не только у тебя. Так что не ерепенься и не изображай тут крутого, – сказала косоглазая, сгребая грязные бинты.

Верно. У всех есть мотивы. У Старого Енота, у Чу, у Мохнатого, у Мито, у Парикмахера, даже у Хана. Этими мотивами они питают свой гнев, свою ненависть, из-за этих мотивов уничтожают друг друга. И каждый думает, что справедливость на его стороне, что травма дает ему право. Но дает ли? “Черт, что за чушь лезет в голову! Ты же тоже такой, как все эти черти”, – с насмешкой одернул себя Рэсэн.

Иногда, проснувшись, он обнаруживал, что Миса и изодранный Винни-Пух устроили из его живота площадку для игр. В точности как Лампа и Пюпитр, которые предпочитали спать так, чтобы касаться его бедра или спины.

– Разве ты не слишком взрослая для кукол? Почему бы тебе не увлечься чем-нибудь другим?

– А чем? – спросила Миса, поглаживая истерзанного медведя.

– Например, заведи кошку. С кошкой чувствуешь себя счастливее.

Миса покосилась на него, задумалась. Покачала головой:

– Нет, ни кошку, ни собаку я не хочу. Они умрут раньше, чем умру я. Не смогу по-настоящему подружиться с теми, кто умрет раньше меня. А Винни, если его время от времени штопать, проживет дольше меня. – Миса потрясла престарелым медведем.

– А почему ты ничего не спрашиваешь?

– А что спрашивать?

– Да что угодно.

– Так ведь если я что-то и знаю, особо ничего изменить не могу. Поэтому и делаю вид, будто ничего не знаю, – о том, что изменить не могу. А еще когда постоянно притворяешься, будто ничего не знаешь, то и на самом деле перестаешь знать. – Миса рассмеялась.

Все это время Винни-Пух тряс головой над животом Рэсэна.

– Ты читала рассказ писателя Комдори “Любопытный белый медведь”? – спросил Рэсэн.

– Это известный писатель?

– Абсолютно неизвестный. Это история о полярном медведе, которому стало любопытно, почему он полярный медведь.

– Интересно, почему это полярному медведю стало любопытно, почему он полярный медведь? – снова рассмеялась Миса.

– Я об этом и говорю. Это смешной рассказ об одном белом медведе, который спросил себя: “Почему я не просто медведь, а полярный медведь? Потому что я родился за полярным кругом?” Этому медведю очень не нравилось, что он стал полярным медведем только потому, что родился за полярным кругом. Ему не нравилось, что он просто так взял и уродился полярным медведем. Ведь он мог родиться гризли или бурым медведем. Вот он и мучился вопросом: “Почему я полярный медведь?”

– А он не был просто глупым медведем? – спросила Миса.

– Нет. Раз он задался таким вопросом, значит, обладал философским складом ума. Как бы то ни было, этот любопытный полярный медведь думает: чтобы узнать, какой я медведь на самом деле, я должен выйти за полярный круг. И вот, разложив перед собой карту, он рассматривает земли за пределами полярного круга и решает отправиться в Калифорнию.

– Медведь?

– Да, медведь.

Миса недоверчиво прищурилась:

– Но ведь нужна лодка, чтобы с полярного круга добраться до Калифорнии!

– Верно. И увы, у полярного медведя лодки не было. Поэтому он добыл где-то пилу и принялся пилить айсберг. А отпилив от айсберга льдину, уселся на нее и отправился в Калифорнию. Ветер и течение постепенно уносили льдину с полярным медведем в открытое море. Но чем больше медведь удалялся от полярного круга, тем быстрее таяла его льдина. Она все таяла и таяла, а земля не показывалась, никакая, не то что Калифорния. И вот когда от отпиленной от айсберга льдины остался крошечный пятачок, полярный медведь вдруг смекнул: “А! Так вот почему я полярный медведь!” Тут льдина окончательно растаяла, и любопытный полярный медведь оказался в воде и поплыл себе обратно, к своему полярному кругу. И на этом рассказ закончился.