Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

— Вы запомнили его лицо? Сможете узнать?

— О да! Такое нельзя забыть!

— Он? — Токарев резко поднес фото Грицая к носу экзальтированного свидетеля.

Тот закрыл глаза и весь сжался, как человек, который знает, что на его голову сверху летит двухпудовая гиря.

— Смотрите же! Ну!

Несчастный трусливо разлепил веки, вгляделся. Его лицо просияло.

— Это не он. Тот был другой.

— Какой еще другой? Не может быть никого другого! Внимательно смотрите.

— Говорю же вам, не он это.

Повисла пауза.

«Совсем с катушек слетел, — сокрушался Николай Иванович. — Грицая не узнает. Один свидетель, и тот невменяемый». В его кармане завибрировал телефон, звонил подполковник Шаров.

— Слушаю, Иван Иванович. Да. Так точно. Сейчас опрашиваю. Нет, ничего срочного, доложу завтра на совещании. Есть!

Токарев выключил телефон и подпер им подбородок.

— Начальство не спит, беспокоится, — зачем-то сказал он Свекольникову. — Ладно. Описать нападавшего сможете? Только не надо про копыта, клыки или треснувшее пенсне.

Свекольников криво усмехнулся.

— Среднего телосложения, лет, может быть, тридцати. Рост примерно с меня, то есть около метра семидесяти или чуть выше. Не худой и не толстый. Лицо европейского типа, такое прямоугольное, что ли. Короткая стрижка. Каких-то особых примет не заметил. Темновато было. Обычный, ничем не примечательный человек.

«Наконец-то нормально заговорил», — успел подумать Токарев.

— Только глаза!..

— Что «глаза»?

— Глаза такие черные, словно дырки в кромешную пустоту. Я почувствовал, как они высасывают волю и силу, лишают мыслей. В них тьма и холод преисподней, тоскливая безнадежность вечности…

Около пяти часов утра Николай Иванович вернулся домой. Под впечатлением всего произошедшего он долго не мог уснуть, ворочался, резко переворачивался с бока на бок. В голову лезла всякая бессвязная чепуха. Кушетка скрипела, Валентину подбрасывало, как на батуте.

— Коля, угомонись, а? — не вытерпела она. — Мне через три часа на работу. Лампу забыл погасить, когда уходил, теперь бьешься.

— Прости, тяжелая ночь.

— У всех тяжелая ночь. Спи давай!

Как и предполагалось, Томилина наотрез отказалась санкционировать обыск квартиры Бабина. Более того, она критически высказалась по поводу направления работы группы и потребовала сосредоточиться непосредственно на убийствах, отвергая связь Бабина и Эдуарда Свекольникова с найденными в цистерне трупами. Покушение в больнице и показания Романа Сергеевича также не произвели на нее никого впечатления.

Николай Иванович, не имея сил противостоять напору прокурорши, определился молчать, соглашаться и делать то, что считает нужным. В конце концов, пункты плана, касающиеся поиска аналогов душителей и пропавших стариков, в разработке. В направлении идентификации тела молодого человека, участковые пытаются связаться с известными им блатными, но это дело не быстрое, да и калибр блатных не обещает скорых результатов. Экспертиза трупов тоже несколько запаздывает, но на то есть объективные причины. Про разработку следа от протектора все уже почти забыли. Как сказал однажды подполковник Шаров, «чудес не бывает». В этом выражении сконцентрировалась вся милицейская мудрость, опирающаяся на скромное денежное довольствие сотрудников и катастрофическую нехватку кадров.

Из всего сказанного на совещании Токареву запомнились два эпизода. Первый — когда великодушный Шаров обратил внимание Томилиной на то, что Николай Иванович не спал всю ночь, а прокурорша строго ответила: «Это не подвиг!» И второй — когда она же сообщила: мол, наверху очень рассчитывают, что расследование не займет больше недели и раскрытие проведут по горячим следам.

Завершив совещание словами — мол, ей не хотелось бы докладывать наверх о пассивности группы, ее низком профессионализме и слабом руководстве, она подняла свое наделенное с избытком всякими женскими достоинствами тело и, гордо покачивая ими, покинула комнату.

Оставшиеся мужчины, кроме Шарова, сначала подумали одно и то же короткое слово, глядя ей вслед. Шаров же отдельно подумал: «Как я мог изменять с ней жене? Идиот! Теперь будет мне мстить. Слава богу, никто не знает». Следующей, после короткого слова, мыслью Токарева и Солнцева была: «Как он мог с ней крутить? Это же тихий ужас в юбке». Мещанов о краткосрочном адюльтере Ивана Ивановича и Валентины Геннадиевны пока ничего не знал. Следует добавить, что осталось неизвестным, о чем в эту секунду думал старший лейтенант Кривицкий, поскольку он единственный занимался делом — с утра успел опросить водителя автобуса, а теперь был направлен к квартире пропавшего Владилена Феликсовича на разведку и уже имел результаты.

— Вы всё поняли, Алексей Николаевич? — широко зевнув, осведомился Токарев, когда они с Солнцевым вошли в свой кабинет. — Директивы ясны?

— Ясны, конечно, что ж тут может быть неясного? На то они и директивы. Дальше, выше и гораздо быстрее. Я, между прочим, вообще не ложился сегодня, — Солнцев включил чайник и всыпал в свою коричневую изнутри кружку приличную порцию растворимого кофе. — Спать хочу, умираю.

— У вас кружка по количеству питательных наслоений не уступает унитазу на нашем автовокзале.

— Надо будет почистить. Принесу соду и почищу. Смотри зато, сколько материалов по ночной стрельбе собрал. Ужас!

— Это хорошо, приобщите еще показания гражданина Свекольникова, для полноты картины, — следователь протянул коллеге несколько листков. — Если можно — коротко, что нового удалось выяснить. Чего я на совещании не услышал?

— Судя по всему, охранник непричастен. Там вообще проходной двор — кроме парадного три служебных выхода, а охранник один. Злоумышленник, надо полагать, вошел вместе с посетителями, переждал, потом поднялся по черной лестнице. Выход с нее недалеко от двери палаты. Никто его не видел, видеонаблюдение пока в планах, но не этого года.

— Жаль.

— Согласен. Знаешь, я в свое время попросил фиксировать посетителей нашего Эдуарда, так вот они там, оказывается, фиксировали до последнего момента. Что любопытно, Роман Сергеевич с первого дня своего появления, с пятнадцатого числа, всегда приезжал на автобусе, я запомнил расписание: автобус приезжает один раз в час, через пять минут наш герой на месте, все просто. Но начиная с семнадцатого стал приезжать как попало.

— Такси?

— Не-а. На личной автомашине приезжают. Охранник рассказал. Приезжает, паркует. Когда сыр-бор развернулся, эта машина спокойненько себе стояла за углом. Если не забрал, стоит и сейчас.

— Скорее всего, уже забрал. Номер есть?

— И номер есть, и марка, и модель. Я уже пробил. «Тойота» принадлежит гражданину нашего города Пронину Сергею Капитоновичу. Вот его установочные данные. Возникает несколько вопросов: Зачем машина? Кто ему Пронин? Почему дал? Или Пронин уже убит? Наверняка у следствия могут возникнуть и другие вопросы, такие, которые операм и в голову прийти не могут.