Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

— Ладно, Наташа, не бойся, больше ты ему не нужна. Успокой бабушку. Не тронет он твоих родных, я позабочусь. Всё, прощай!

Не чувствуя холода, злого колючего снега, обжигающего лицо, Роман Свекольников двигался в направлении дома. С силой натянутая на бинты, опоясавшие голову, шапка давила на мозги. Его постоянно тошнило. Голова кружилась. Страшная драка в больнице, стрельба, кровь, уколы, сидение в камере и допрос смешались, спутались. Вместо мыслей в голову неизвестно откуда лезла старая советская песня. Роман Сергеевич шел, глядя под ноги, и тихо напевал:

Он хотел отделаться от странных слов, сосредоточиться на произошедшем, подумать, разобраться, но навязчивый мотив не отпускал. Как назло, он вспомнил песню от начала до конца и, допев последние слова, сразу начинал по новой.

Когда в ответ на его длинный звонок дверь квартиры все-таки открылась, он задержался на пороге и вошел, только когда произнес последние слова припева:

Не перебивая, завернутая в халат и лохматая спросонья, Анна Вениаминовна внимательно смотрела на бывшего мужа.

— Допел? Теперь заходи.

Он ковырялся в прихожей, неловко стягивал ботинки. Она же развернулась и ушла в спальню. «Подумала, что пьяный, — промелькнуло в его голове. — Вместо того чтобы помогать сыну, напился и пою». С последними словами песня начисто стерлась из памяти. Он попытался вспомнить, что же он пел, и не смог.

— Все правильно. Все так и должно быть, — тихо проговорил он, глядя на дверь, за которой скрылась жена. — И все-таки я помог. Если бы не я, Эдика бы убили. Хорошо, что она ни о чем не спросила. Только разволнуется и не сможет спать. А сейчас мне нужно отдохнуть. Его охраняют. Завтра я придумаю, что делать. Завтра. Ничего не соображаю.

Не снимая одежды, в пропитанной кровью рубашке, он завалился поверх покрывала на постель Эдика, которая в отсутствие сына стала его спальным местом, и мгновенно уснул. Как стотонный пресс, сон раздавил Свекольникова-старшего, лишив мыслей и сновидений.

Его разбудило яркое солнце. Сквозь закрытые веки он видел горячий желтый свет. На какое-то мгновение почувствовал себя мальчиком, школьником, который спит в своей постели на даче. На дворе лето, каникулы, тепло. Наступивший день обещает блаженное безделье, игры и проказы. Обещает ежедневное нескончаемое счастье. Он уже знал, что сейчас откроет глаза и все оборвется, но усилием старался продлить ощущение. Происшествия вчерашнего дня медленно восстанавливались в памяти, вернулись головная боль, тревога и страх. На плечи надавила старость. Он всё вспомнил.

Роман Сергеевич медленно сел на кровати и осторожно потрогал голову. Скорее всего, Анна Вениаминовна ушла на работу, не зайдя в его комнату. Обиделась. Справедливо. Он прошел в ванную и оглядел себя. Его пытались убить, стреляли в голову, почти попали. Миллиметр левее — и он труп, так сказала врач. Он глядел в свои глаза и не мог поверить в смерть. В такую смерть. Все постулаты о душе, Боге, спокойном переходе из одного мира в другой предполагали возлежание на смертном одре, с молитвой и размышлениями. Но так, выстрел и всё — что-то новое, к такому он не готов. Он посмотрел на часы — почти два. Надо что-то делать, но что можно делать, имея забинтованную голову, перемазанную кровью и йодом физиономию? Роман Сергеевич взял ножницы и стал аккуратно снимать бинты. Ткань успела присохнуть, плохо отдиралась, некоторые места стали кровоточить. Он, преодолевая боль и отвращение, освобождал себя от щедро накрученных тряпок и приросших тампонов. На разорванном ухе он заметил несколько швов, не так и много, правый висок имел незначительную ссадину и синяк, не страшно. Ухо и висок пришлось заклеить обычным пластырем. Его снова затошнило, голова закружилась. Походкой старика он вернулся в спальню, медленно лег и закрыл глаза. Не хотелось ни есть, ни пить.

«Сейчас, — говорил он себе. — Сейчас я отдохну, пройдет голова, и нужно ехать. Двоих я знаю, выследил. Баженов — убийца; Андриановский, скорее всего, его сообщник; Комедия — главарь. Судя по разговору в сауне, они что-то замышляют. Нужно понять что — и сдать их милиции. Чем быстрее, тем лучше. Или просто грохнуть Баженова? Не знаю. Серегина машина осталась около больницы. Главное, чтобы прошла голова».

— Что с тобой? — услышал Свекольников голос бывшей жены. — Ты всю постель вымазал кровью.

Он открыл глаза и понял, что проспал до вечера. С потолка светила лампа. Солнце давно ушло, в окна глядел месяц. Анна Вениаминовна наклонилась над ним, внимательно разглядывая ухо.

— Рома, что произошло?

Ее глаза говорили о непонимании, смятении и тревоге. Он рассказал все, что произошло минувшей ночью. Попробовал успокоить, но она не могла успокоиться. Ее беды не заканчивались, одно покушение следовало за другим. Женщина присела на край кровати и заплакала, закрыв ладонями глаза. Все, что могла, она дала сыну, он никогда ни в чем не нуждался. Получил образование, работу, перспективы. Почему так несправедлива судьба? Почему у всех дети учатся и работают, обзаводятся семьей, рожают потомство? Чем она провинилась перед Богом? Ее единственный сын, смысл ее жизни, беспомощный лежит в больнице, а кто-то продолжает попытки убить его… Во что он влез? Чего ему не хватало? Слезы бессилия сочились сквозь ее пальцы и падали на пол. Она больше не может переносить эти нескончаемые несчастья, она ничего не хочет, не верит в счастье, в избавление. Голова разрывается от страшных бед, от предчувствия чего-то еще более ужасного. Роман Сергеевич обнял бывшую супругу, прижал ее голову к своему плечу и гладил по голове.

— Не плачь, родная, не плачь, любимая, — шептал он, с нежностью целуя ее волосы, ощущая их запах. — Все будет хорошо, я все исправлю, вот увидишь, обещаю тебе. Я знаю, что надо делать, я все сделаю, положись на меня.

— Что? Что ты можешь сделать? — давясь слезами, кричала она. — Понимаешь, он инвалид, что можно исправить?

Как ни странно, ее отчаяние и слезы переплавлялись в нем в уверенность и решимость покончить с этим делом самым жестким образом. Утренняя слабость сменилась желанием действия. Главное — все обмозговать и подготовить.

— Не кричи, — твердо оборвал он. — Сначала я накажу этих подонков, потом будем думать, как поставить его на ноги. Не вини себя, он во многом сам виноват. Деньги сбили его с пути, он очень хотел денег и связался не с теми. Скажи мне лучше, тот, который стрелял, я описал тебе его, — похож на Юру Чаусова?