Франк Тилье - Лес теней

– Не беспокойтесь, просто она испугалась.

– Конечно, конечно, если бы я был на ее месте… В лесу, где, по идее, никого не должно быть… Франц здесь… один из немногих отшельников…

– А что, есть и другие?

Дофр провел рукой по складке на брюках и перевел тему:

– Наш Палач обожал женщин с характером, спортивных преимущественно. Ты, естественно, знаешь почему?

– Потому что они боролись до конца. Что лишь продлевало их страдания… Да, надо учесть это в романе.

– Обязательно, обязательно.

Дофр прикрыл глаза и погладил Аделину, которая стояла рядом с креслом, по ноге. Потом посмотрел в окно:

– Верни мне Палача, Давид… Верни как можно скорее…

Клара весь день играла с Гринчем. Они с поросенком ужасно подружились, даже вечером в своей кроватке почти уснувшая девочка говорила только о нем.

Кэти немного побыла с ней, потом на цыпочках вышла из комнаты.

Она ненадолго задержалась у дверей лаборатории. Слышался стук машинки и мелодия «Девушка и смерть»… Кэти хотела войти, но передумала. Давида лучше было не беспокоить.

В гостиной она не удержалась и зевнула. Видимо, давал себя знать свежий воздух, а еще приятное тепло от камина, разлитое по шале. Она развязала пояс халата, под ним оказалась пижама синего цвета из тонкого льна.

– Я вам не помешаю? – спросила она у Артура, который сидел в полутьме и глядел на огонь.

– Шуберт любил наблюдать за различными предметами: выбирал себе какой-нибудь один и рассматривал его со всех сторон, под разным углом зрения, – ответил он, медленным жестом приглашая ее подойти. – Меня завораживает огонь. Спокойный, непредсказуемый. Мощный и разрушающий…

Кэти провела рукой по странной выпуклой коре дерева. Все такой же ледяной.

– Отец говорил, что если смотреть на огонь, то можно понять, что происходит у нас в сердце. Что огонь позволяет видеть людей насквозь.

– И вы тоже так считаете?

– Я никогда с ним не соглашалась.

Он внимательно посмотрел на Кэти и погладил рукой подбородок.

– Тогда почему вы говорите со мной о вашем отце? Меня интересуете вы, а не он.

Артур осторожно поставил лежавшую у него на коленях вазу китайского фарфора на журнальный столик. Кэти заметила, что он поморщился, сделав это простое движение.

– Все в порядке?

– Да-да! – сухо ответил он.

Она села на диван, аккуратно свернув халат и положив рядом с собой.

– От чего умерла мать Давида? – неожиданно спросил он.

– Что, простите?

Он поглаживал колесо своего инвалидного кресла.

– Я читал его роман, и понять, что он потерял кого-то из близких, как и его персонаж, было несложно. «Внутри у него появилась пустота, с каждым днем она пожирала его, разделяла их все больше и больше». Поэтому ему снятся кошмары? От чего она умерла?

Кэти пристально смотрела на череп Дофра – на нем играли красноватые отблески огня.

– Простите, но… почему вы спрашиваете?

Дофр расстегнул воротник рубашки:

– Просветите меня… Ему хватило храбрости ею заняться?

– То есть…

– Он провел вскрытие, вынул органы, а потом зашил собственную мать, лежавшую на холодном металлическом столе? Это воспоминание его преследует? Или то, что мать держала от него в тайне ужасную правду, о которой так и не поведала сыну даже перед своей смертью?

– Но откуда вам это известно?

– Читал. Все это есть у него в книге, написано черным по белому.

Кэти обхватила руками колени:

– А я было подумала, что мы сможем нормально поговорить.

Артур улыбнулся. Ее замечание совершенно его не задело.

– Сам угадаю, – ответил он, подмигивая. – Кто ищет, тот всегда находит…

Молодая женщина взяла халат и накрылась им.

– Кстати, вы заметили днем черную птицу, которая сидела на колышке? – спросил Артур.

Кэти замялась. Стоило ли продолжать эту странную беседу?

– Да, она там сидела и смотрела на нас. Черный дрозд в своем чудесном зимнем оперении. Мы с Аделиной и Кларой покормили его хлебом. Почему вас так интересует эта птица?

– Вам о чем-нибудь говорит перо богини Маат?

– Начинаете с птицы, заканчиваете пером… Не перенапрягитесь, господин Дофр.

Он захохотал:

– Черт! Постараюсь!

Кэти почувствовала, как заныл висок.

– Я ничего не знаю о пере Маат. И не уверена, что хочу узнать. Может, поговорим лучше о фотоколлаже или макраме?

– Что, простите?

– Ничего. Шутка. Что там за перо Маат?

Артур уже не улыбался:

– Маат – египетская богиня истины, справедливости, закона и миропорядка, без которых мир не сможет продолжить свое существование. Маат охраняла Древний Египет, его процветание, она уничтожала хаос. В главе сто двадцать пятой Книги мертвых [14] Книга мертвых — сборник египетских гимнов и религиозных текстов, который клали в гробницу, чтобы умерший мог преодолеть опасности потустороннего мира, а также приобрести благополучие после смерти. есть слова о невинности, в ней говорится о всех плохих поступках, которые не одобряет Маат, об Исфет [15] Исфет («хаос», «насилие», «несправедливость») – понятие, противостоящее законности Маат. Маат и Исфет должны находиться в равновесии, чтобы не нарушать мировую гармонию. и Зле…

Он рассказывал об этом с чувством глубокого восхищения. В его зрачках плясали красные отблески.

– Глава сто двадцать пятая, – громко сказала Кэти. – Палач-125… Вся эта история с пером что-то мне напоминает.

Старик подъехал к ней, его мохнатые седые брови нависали над глазницами.

– Сто двадцать пять – это еще и сто двадцать пять граммов плоти, которые Палач заставлял жен вырезать у своих мужей.

– Кошмар какой-то.

Артур немного помолчал и продолжил:

– Вернемся к нашим баранам. Перо Маат служило для того, чтобы взвесить сердце умершего. Равновесие давало праведнику право перейти в мир богов. Если сердце было слишком легким, значит в жизни этот человек мало что сделал и мог быть наказан. Если слишком тяжелым, значит человек грешил. Воровал, притеснял, богохульничал или лгал. Да, например, лгал…

Кэти вытерла выступивший пот. Щеки у нее горели.

– Извините, но… но тут ужасно жарко.

Она посмотрела на камин.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросила она дрогнувшим голосом.

Она чувствовала, что Дофр наблюдает за ней.

– Я, как и Палач-125, хотел бы владеть пером Маат.

– Но… зачем?

– Видите ли, мне кажется, вернее, не кажется, я точно знаю: Аделина что-то от меня скрывает, кроме астмы, конечно… А я не переношу, когда рядом со мной находятся лжецы.

– Кроме астмы?

– Она неожиданно закрывается то в туалете, то в ванной. Не пьет крепких напитков. Думаю, чемодан, который она засунула на самый верх в моей комнате, набит ингаляторами… Знаете, маленькие людские хитрости быстро становятся явными. Нужно лишь просто понаблюдать.