Светлана Логинова - Чёрная вдова

Женечка действительно росла прелестной и сообразительной девочкой. Природа щедро одарила ее внешностью: крупные глаза, цвет которых менялся в зависимости от настроения ребенка и времени суток от темно-зеленого до золотистого с зелеными крапинками, тонкие изогнутые брови, своенравный пухлый ротик и белые кудряшки, обрамляющие нежное, по-детски наивное личико.

Однако стоило маме или няне поступить вопреки желанию девочки, как наивное выражение мгновенно менялось на капризное или гневное. В Женечке просыпалась маленькая фурия, требующая полного себе подчинения. С большим трудом удавалось няне успокоить ребенка и уговорить быть послушной девочкой. Тамара Сергеевна, в отличие от няни, никогда даже не пыталась противиться капризам и требованиям дочери, выполняя практически любое ее желание. Если оно оказывалось в силу каких-то причин невыполнимым, то мама клятвенно обещала попросить папу помочь ей сделать то, о чем просила дочь. Роман Викентьевич в таких случаях был единственным спасением для жены, потому что Женечка немного побаивалась этого сурового крупного мужчину, не разделявшего дикий восторг жены в отношении дочери. Как-то вечером, когда родители думали, что Женечка спит, девочка подслушала их разговор:

— Ты бы, Тамара, поменьше сюсюкала с ребенком. Не нравится мне, как ты ее вопитываешь. Выпороть бы Женьку хоть разок хорошенько, от истерик сразу излечится, поверь мне. Ты пойми, дорогая, она тебе скоро на шею сядет и ножки свесит, если ты так будешь продолжать. Что значит «гениальная»? Обыкновенная она… — И, прерывая возражения жены, раздраженно добавил: — Нет, не слепой я! Конечно, для нас она самая умная и красивая, но нельзя же, в конце концов, изо дня в день внушать ребенку, что она — исключительная. Ты не хлюпай носом, нечего передо мной слезы лить, я не собирался тебя обижать… Ну вот… Началось…

— Черствый ты, Рома, сухарь. Солдафон…

— Заладила… Ну, знаешь ли, — воскликнул в сердцах Женин папа, видя, что жену не успокоить, — возьмусь я за вас обеих! Вожжами отхожу!

До вожжей, конечно, дело не дошло, но при папе Женечка была тише воды, ниже травы. Она инстинктивно чувствовала, что с ним не пройдет ни один номер из тех, что проходят с мамой. Один раз девочка пыталась прибегнуть к папиным авторитету и защите. Это случилось после драки с соседской девчонкой, оттаскавшей Женю за волосы. В тот раз она, захлебываясь злыми слезами, прибежала к отцу и, рыдая, заявила:

— Накажи, накажи ее… Дай ей как следует! Вожжами…

— Кого и за что я должен наказать?

— Эту дуру… Гальку… тетьки-Машкину… Отлупи ее!

Но папа не ринулся наказывать соседскую девчонку. Он посадил Женечку на колени, вытер сопли и слезы, успокоил и только после этого приступил к обстоятельному разговору. Когда выяснилось, что дочь сама оказалась зачинщицей ссоры, отец строго заявил:

— Ага… Все понятно… Больно, говоришь? Обидно? Ну так знай — поделом тебе досталось. Не задирай никого, если не можешь дать сдачи. — И после короткой, но весьма доходчивой нотации папа поставил Женю на пол и довольно чувствительно пару раз хлопнул ее по попе. — А это тебе, дорогая, от меня! Чтоб не жаловалась по пустякам.

Женечка хотела было зареветь, но быстро сообразила, что не стоит этого делать. Папа — не мама, с ним лучше не фокусничать. Маме она так и не рассказала об инциденте с соседской Галькой и о разговоре с папой.

Когда Женя окончила седьмой класс, Романа Викентьевича перевели служить в Ленинград. Поселились они на Васильевском острове, на Малом проспекте. В девятом классе Женя перешла в другую, престижную школу с английским уклоном. Отношения с одноклассниками после одного случая в самом начале учебного года как-то сразу не заладились. Ее не то чтобы полностью отвергли, просто игнорировали, словно Женя была пустым местом.

А случилось вот что. В конце сентября по инициативе ребят должно было состояться классное собрание. Одноклассники, видя, что Женя собирается уходить, попросили ее задержаться минут на десять. Одна из девочек подошла к ней вплотную и громко шепнула:

— У нас всего один вопрос… Это быстро…

— Что за вопрос?

— У Сашки Грибанова отец летом умер и мать больна. У них очень тяжелое положение в семье… Ну, мы и решили помочь немного. Надо обговорить, по сколько собирать будем, а может, еще что придумаем. Только тихо… Сашка здесь еще…сейчас Толик его уведет…

Женю захлестнула горячая волна злости. Вот, оказывается, что! Помочь они решили! А когда она второго сентября потеряла во время перемены золотую сережку и плакала, расстроенная, почти весь следующий урок, никто из одноклассников не подошел к ней успокоить, не говоря уж о том, чтобы спросить, как ей можно помочь, хотя знали, что случилось, а тут, пожалуйста, — и сочувствие, и денежки. Не на такую напали! Женя холодно посмотрела на стоящую напротив нее невзрачную худенькую девчушку и произнесла громко и внятно:

— У меня нет лишних денег. И вообще, я не понимаю, зачем вы их собираете? Может, будете теперь каждую неделю заниматься… — она запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, — вымогательством?!

В классе воцарилась гробовая тишина. До Жени дошло, что она перешагнула границу дозволенного. Чтобы хоть как-то спасти положение, она бросила с иронией:

— Ладно, принесу сколько надо… А сейчас мне некогда, в балетную студию спешу. И нечего так смотреть на меня!

Мама, заметив в тот день раздражительность дочери, поинтересовалась: что случилось? Женя, умолчав об инциденте с одноклассниками, заявила, что никто с ней не хочет общаться:

— Они объявили мне бойкот. Я, видите ли, чужая. Думают, наверное, что я к ним на коленях приползу и буду умолять: «Ах, дорогие мои, поговорите со мной!» Как бы не так! Да пошли они все… Переживу!

Расстроенная Тамара Сергеевна, не говоря дочери ни слова, на следующий день отправилась в школу. После ее посещения классная руководительница оставила ребят после уроков, чтобы выяснить причину конфликта. Все это еще более углубило неприязнь одноклассников к Жене, а сама она, узнав о мамином походе к директору школу, устроила дома такую истерику, что Тамара Сергеевна потом целый вечер пила лекарства.

Деньги у Жени одноклассники не взяли, заявив, что и без нее обойдутся. Если она кого-то о чем-то спрашивала, ей могли просто не ответить. Даже парни смотрели на нее, словно на неодушевленный предмет, хотя она была привлекательной девушкой.

Женя переступила через свою гордость и попросила папу, откровенно рассказав ему — конечно, в своей интерпретации — историю с деньгами: сходить к директору и попросить перевести ее в другой класс. Роман Викентьевич молча выслушал дочь и тяжело вздохнул: