Себастьян Фитцек - Пациент особой клиники [litres]

– Переключателем?

– Да, так мы называем фазу перехода. Обычно она проявляется в полнейшем нервном срыве, который начинается с разговоров с самим собой, инкапсулирования, то есть замыкания в себе, и отрешения от внешнего мира, вплоть до саморазрушительного поведения. В подобных случаях мы должны ввести такому пациенту успокоительное и доставить его в комнату интенсивного кризисного вмешательства. Когда он просыпается, то часто начинает ощущать себя другой личностью.

– Вы сказали, что у него состояние «беглеца». От чего он старается убежать? – переспросила Рикарда.

Во время предварительной беседы с фрау Зенгер мать Макса рассказала, что никогда не переставала искать своего сына. Она нанимала частных детективов, помещала объявления о розыске и даже обращалась к ясновидящему. Все ее средства были истрачены на поиски, а когда через год деньги закончились, то ей даже пришла в голову мысль продать журналистам «историю» о своих отчаянных исканиях. К счастью, публикации о ее визите к прорицателю так никогда и не появились.

– Он старается убежать от самого себя, – ответила фрау Зенгер на вопрос Рикарды.

Затем она решила пояснить своим гостям:

– Патрик Винтер совершил трагическую ошибку, из-за которой потерял своего двухлетнего сына. Во время страшной жары он забыл его в машине, занимаясь делами страховой компании.

– Ужасно!

– Да. И с чувством своей вины за это он не справился. Через несколько месяцев после несчастья он хотел покончить с собой. Облив себя бензином, Винтер явился в детский сад своей дочери и с криками, что хочет сгореть так же, как и его сын, попытался устроить самосожжение.

– Боже всемилостивый! – вырвалось у Рикарды.

– Его удалось спасти, и он отделался только ожогами кожи головы, – продолжила фрау Зенгер. – Однако, к сожалению, именно это и явилось, скорее всего, причиной появления у него рака кожи. Но такая страшная болезнь – не самая главная его проблема.

Фрау Зенгер на мгновение замолчала, видимо решая, стоит ли ей выпить стакан воды, а потом добавила:

– Он попал в психиатрическую лечебницу, но и здесь ему не удалось избавиться от переполняющей его боли и ненависти к самому себе.

– Ненависти? – переспросил Тилль.

– Да. Он так ненавидит себя, что пытается вытеснить свою личность, ища, как улитка, новый дом. И даже самый маленький импульс – какая-нибудь картинка, разговор или телепередача, как я уже говорила, могут заставить сработать переключатель.

В этот момент Тилль поднял руку, как ученик в школе, и произнес:

– Получается, что когда он оказывается в этой комнате интен…

– Комнате интенсивного кризисного вмешательства. Верно. Когда он в последний раз в ней очнулся, то был вами, господин Беркхофф, думая, что его зовут Тилль, что он – пожарный и у него есть сын Макс, которого похитили. Однако внешне Винтер сохраняет свое настоящее имя, что значительно усложняет нам задачу по диагностике и лечению.

После таких слов ворот стал мешать уже не Тиллю, а фрау Зенгер, которая почему-то вспотела, несмотря на направленный на нее вентилятор.

– Мы никогда не знаем, какой личностью он себя вообразит, и поэтому каждый раз приветствуем его как нового пациента, – продолжила она. – Даже другие пациенты стали привыкать к такому, хотя некоторые из них вносят путаницу, когда начинают рассказывать Винтеру о событиях и поступках, о которых он не помнит, поскольку уже полностью переключился на новую личность.

Тут фрау Зенгер грустно улыбнулась и добавила:

– В прошлый раз, например, он считал себя детективом, который должен раскрыть махинации с выставлением счетов в нашей клинике. Самое интересное заключается в том, что ему на самом деле удалось встать поперек дороги одному из наших главных врачей во время своего «расследования».

С этими словами руководитель клиники сделала пальцами жест, означавший кавычки.

– Этому Касову? – уточнил Тилль, видимо знавший из газет о махинациях врача.

– Да, – кивнув, подтвердила фрау Зенгер. – Но еще до того, как он стал представлять для него угрозу, Патрик Винтер поменял свою личность.

– И стал мной? – уточнил пожарный, расстегнув ворот рубашки, который стал его душить.

– Совершенно верно. А поскольку Патрик Винтер не смог найти объяснения, почему он оказался в нашей клинике, то уцепился за то, что подсказал ему его воспаленный разум. То есть то, что легче всего было ему воспринять. Он вообразил себе, что его внедрили сюда под видом другого пациента, которого зовут Патрик Винтер, а он якобы на самом деле совершенно здоров и прибыл сюда для решения важной задачи. С тайной миссией, так сказать.

– И эта тайная миссия заключалась в том, чтобы найти нашего ребенка? – уточнила Рикарда, отпив глоток воды и поставив стакан на место.

– Да, – ответила фрау Зенгер. – Из сообщений «сарафанного радио» он узнал, что Трамниц тоже находился в «Каменной клинике». Вероятно, это и послужило своеобразным спусковым механизмом в перевоплощении в новую личность, чтобы заняться поисками Макса Беркхоффа.

– Можно его увидеть? – спросила Рикарда.

Ее муж тоже просительно посмотрел на руководителя клиники. Тогда фрау Зенгер встала и сказала:

– Что ж, следуйте за мной!

Они вышли из кабинета руководителя психиатрического учреждения и молча следовали за ней, пока не оказались перед огромной стеклянной двустворчатой дверью, за которой просматривался вестибюль «Каменной клиники».

В зале звучала тихая фортепианная музыка, и у фрау Зенгер возникло ощущение, что печальная мелодия тронула за душу не только ее. Шедшие рядом с ней гости внезапно перешли на шепот, явно не желая мешать игре пианиста.

– Это он?

Игравший на черном пианино сидел к ним спиной, но и этого было достаточно, чтобы понять, кто перед ними. Ведь в клинике никто больше не мог исполнять Шопена так страстно, хотя два пальца у него все еще не действовали в полную силу.

Винтер исполнял Ноктюрн № 2 ми-бемоль (Опус девять), произведение, которое Зенгер так любила.

– Он играет на пианино?

– Да, если помнит, что умеет это делать. Он очень одаренный человек. Если бы это было не так, то Винтер не смог бы переноситься в параллельные миры, так сказать, и жить там.

– Что вы подразумеваете под «параллельными мирами»? – поинтересовался Тилль.

– В этом вопросе для нас тоже мало что понятно. Похоже, что его связывает с нашей действительностью несколько констант, то есть неменяющихся отправных точек. Среди них и телефонный номер его жены Линды, которой он постоянно хочет позвонить, хотя она сейчас и запретила нам позволять это делать. В последний раз он думал, что разговаривает с вами, Рикарда, и заявил своей жене, что ее сын может быть еще жив.