Брэд Паркс - Ничего не говори [litres]

Мне предстояло самому решить, как новое прошение вписывается в общую картину и как характеризует стратегию, которой намеревался придерживаться истец.

Момент для этого был выбран необычный. Хеманс мог ходатайствовать о вынесении предварительного судебного запрета еще когда подал иск.

Вместо этого он предпочел ждать. Возможно, это была попытка подтолкнуть противную сторону к заключению мировой. Сначала он подает иск. Потом сливает информацию в газеты. И вот собирается выпустить очередную стрелу: ходатайство о вынесении судебного запрета. Если оно будет удовлетворено, биржевые котировки акций компании упадут еще ниже, и Барнаби Робертс окажется на мушке у акционеров.

Все этого говорило о том, что Хеманс, вероятно, не имеет к похищению никакого отношения. Зачем пытаться силой вынудить противника пойти на сделку, если судья и без того готов плясать под твою дудку?

Чего я не мог понять, так это почему «АпотеГен» до сих пор не уладил спор в досудебном порядке. Почему просто не сунуть Денни Пальграффу пятьдесят миллионов баксов и покончить с этим? Ведь если по правде, то для корпорации, входящей в список ста богатейших компаний мира, пятьдесят миллионов долларов – это сумма ежеквартальных расходов, о которой к Рождеству уже никто не вспомнит.

Но на сделку они так и не пошли. Вполне возможно, потому, что некоторые представители «АпотеГен» твердо знали – судья полностью в их власти.

Просмотрев документ, я понял, что Барнаби Робертс, сам того не желая, сыграл на стороне Хеманса. Одно из требований содержало в себе выдержку из цитаты, приведенной в «Джорнал»: «Мы не допустим, чтобы измышления одного-единственного человека помешали появлению на рынке препарата, способного спасти огромное количество человеческих жизней».

Она и легла в основу срочного ходатайства о вынесении запрета: ответчик, по его собственному признанию, и дальше намеревался нарушать авторские права истца.

Удовлетворив его, судья дал бы понять, что истец имеет шансы на успех. Эдакий незаметный кивок в его сторону, знак того, что претензии обоснованы.

Я уже собрался было просмотреть все документы по делу и всерьез оценить обстоятельства дела, но остановился. Да, у меня есть долг перед правосудием.

Но в первую очередь долг перед своей семьей.

Мне меньше всего хотелось удовлетворять ходатайство. Я не знал, в руках какой стороны находится Эмма, и мне оставалось только предположить, что это подтолкнет «АпотеГен» к урегулированию спора в досудебном порядке. А мировая поставит судью – а следовательно, и его ребенка – в двусмысленное положение.

Взвешивать «за» и «против» дальше не было смысла, поэтому я недрогнувшей рукой принялся писать отказ в удовлетворении ходатайства Роланда Хеманса.

И уже почти закончил, когда зажужжал телефон. Тот самый 900-й номер:

Ровно в 15.00 вынеси постановление о предварительном судебном запрете, в противном случае мы воткнем кое-кому нож в глаз.

Младший брат на несколько часов застрял на 28-м уровне, а теперь, прорвавшись на 29-й, самозабвенно мочил нового врага.

После обеда на кухню пришел старший, упер руки в бока и недовольно уставился на брата.

– Что-то стало слишком тихо, – сказал он.

– Спит, наверное, – пробормотал младший.

– И давно затихла?

– Где-то час назад, – солгал он, потому что прошло уже несколько часов, – поплакала немного и угомонилась.

Старший брат бросил взгляд на дверь комнаты, в которой держали девочку.

– Надо бы посмотреть.

Ни один из них не двинулся с места.

Наконец старший брат, качая головой, подошел к спальне, открыл замок, который переставили на другую сторону – его задача заключалась не в том, чтобы преграждать доступ в комнату, а чтобы никого из нее не выпускать, – и распахнул дверь.

Внутри, как обычно, было темно. Девочки нигде не было видно. Он знал, что убежать она не могла – выйти можно было только через дверь, которую держали на замке, или через окно, которое наглухо замазали краской. Открыть его было невозможно, к тому же сразу срабатывала сигнализация.

Потом до его слуха донесся какой-то шум – что-то вроде негромкого хрипа источник которого находился по ту сторону кровати.

Старший брат включил на телефоне фонарик и в три размашистых шага пересек комнату. Девочка лежала на полу. Лицо ее покрылось красными пятнами. Глаза опухли и почти не открывались.

Он позвал младшего, который подошел и с глупым видом уставился на нее.

– Что ты с ней сделал? – спросил старший.

– Ничего. Может, из-за этого? – сказал он, показывая на сэндвич с арахисовым маслом на комоде.

Тот лежал нетронутым, но с оторванными от хлеба корочками.

– Наверное, у нее аллергия, – добавил младший, хотя и так все было ясно.

Старший склонился над девочкой и прислушался к ее прерывистому дыханию.

– Ей нужен доктор, – сказал младший.

– Исключено.

– Но если…

– Если выживет, то выживет.

– А если умрет?

– Это ничего не изменит. У нас все равно будут доказательства, что она жива.

Увидев, что младший брат не понял, старший добавил:

– У трупа тоже можно отрезать пальцы.

Мне и без того было трудно сосредоточиться, а последнее требование сбило меня с толку еще больше. Кто бы ни похитил мою дочь, они уже знали, что окончательное решение будет вынесено в их пользу. Кому тогда нужен этот запрет? Зачем добиваться контроля над промежуточными процедурами, ведь можно просто дождаться приговора Маркмена?

Печатая новое постановление, я не чувствовал на плечах своей головы. До того момента, когда нужно было огласить решение, оставалось еще около часа, поэтому я, желая заняться чем-то более реальным, чем игра в правовой пинг-понг с самим собой, позвонил Элисон.

– Алло, – произнесла она сдержанно, из чего я сделал вывод, что она не дома.

– Привет, я просто позвонил узнать, как дела. Все нормально?

– Все хорошо, – ответила она и поспешила исправиться: – ну… ты сам знаешь.

– Да, знаю.

– Мы сейчас в зоопарке.

– Как Сэмми?

– В порядке, – сказала жена.

– Вот и хорошо. Я могу с ним поговорить пару минут?

– Да, конечно, только я не знаю, где он.

– Что это зна…

– Нет, все нормально, – быстро успокоила меня она, – с ним Дженни и Карен. А я в кафе у входа, решила выпить кофе.

– А, ну хорошо. Извини.

– Ничего страшного, не бери в голову.

– Ты можешь говорить свободно?

– Могу. А что случилось?

О деле «Пальграфф против АпотеГен» Элисон еще не слышала, поэтому следующие четверть часа я вводил ее в курс дела. Она внимательно слушала и задавала вопросы, ответить на которые я мог далеко не всегда. Она все еще была уверена, что здесь замешана Джастина, но согласилась со мной, что Роналд Хеманс занимает одну из верхних строк в списке подозреваемых.