Брэд Паркс - Ничего не говори [litres]

Да, Эмму явно держали не здесь. Но мне все-таки хотелось узнать, что Хеманс здесь делает. Размашистым шагом он пересек парковку и скрылся за углом.

Я побежал вдоль забора, пытаясь разглядеть, куда он идет, но его скрыли от меня кусты и другие здания. Поэтому я вернулся к своему «Бьюику», из которого мог наблюдать за машиной Хеманса.

Теперь у меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять над тем, что я увидел. Муж говорит жене, что едет играть в гольф, а сам отправляется туда, где нет гольф-полей. По дороге он покупает цветы и идет с букетом к кому-то домой.

Вывод напрашивался сам собой: у Роланда Хеманса есть любовница.

Само по себе это вряд ли кого-то удивит. Немало мужчин изменяют своим женам, а внешний вид Рональда Хеманса наводит на мысли о гиперсексуальности.

Но что-то здесь было еще, какая-то смутная мысль, которая еще не сформировалась у меня окончательно.

Название «Кенсингтон Мьюс» я уже слышал. От кого-то из офиса. Здесь точно жил кто-то из сотрудников. И я был почти уверен, что это не кто иной, как моя набожная разведенная помощница Джоан Смит.

Неужели Роланд Хеманс изменял жене с миссис Смит?

Ночью девочка чуть не умерла.

Младший брат думал, что они ничего не будут предпринимать, но старший, не зная, как заказчик отреагирует на случайную смерть заложницы, съездил в аптеку, купил какой-то жидкий антигистаминный препарат и влил его девочке в рот.

Теперь он надеялся, что хотя бы утро удастся провести спокойно, но его надежды не оправдались, потому что в четверть одиннадцатого зазвонил телефон.

– Да, – ответил старший брат.

– Судья исчез из вида, – прозвучал голос заказчика.

– О чем вы?

– Он куда-то уехал рано утром. Вы что, не видели? У вас же там камеры!

– Мне показалось, он в магазин поехал. Я думал, это неважно.

– Так вот я говорю, что важно, – сказал голос, – он должен вернуться домой.

– Почему? Думаете, он поехал в полицию?

– Дело не в этом. Она хочет, чтобы он был дома.

Заказчик уже не в первый раз упоминал какую-то женщину – они работали вместе. Она хочет того, она требует этого. Из-за нее они не могли связать девчонку, хотя это облегчило бы им жизнь. Старшему брату уже надоели ее требования.

– На кого я работаю: на вас или на эту женщину?

– От тебя нужно только одно: чтобы судья вернулся домой. Немедленно.

Предполагая, что «Кенсингтон Мьюс» – это первый пункт в планах Роланда Хеманса на день, я хотел дождаться, когда он выйдет. Но продолжить слежку мне помешало сообщение от Элисон: Мне нужно тебе кое-что сказать, но с глазу на глаз. Ты не мог бы приехать домой?

Сказать кое-что с глазу на глаз. Обязательно было писать так туманно? Но торчать здесь проку тоже не было. И если она действительно хочет со мной поговорить…

В ответ я написал:

Я в Норфолке, выезжаю.

Бросив последний взгляд в сторону любовного свидания, которое имело место в этом доме прямо сейчас, я завел двигатель, развернулся и поехал домой.

Через сорок ничем не примечательных минут я уже въехал на нашу подъездную дорожку, вздымая за собой столб пыли, который клубился в зеркале заднего вида. Сэм лежал на лужайке перед домом, подперев худенькой рукой свою белокурую голову.

Выбравшись из машины и подойдя ближе, я увидел, что он со своим фирменным «сердитым лбом» на лице копает палкой небольшую ямку, рядом с которой быстро росла горка земли.

До похищения я мог назвать Сэма приятным и уравновешенным ребенком. Он был как моторчик, которому требуется лишь нужная комбинация определенных элементов, чтобы продолжать и дальше жизнерадостно тарахтеть, только масло, бензин и кислород ему заменяли еда, сон и Эмма.

Сестра являлась неотъемлемым условием его счастья. Они были постоянными спутниками буквально с момента зачатия, и ночь со среды на четверг стала первой в их жизни, которую они провели не вместе.

Поэтому сейчас, когда ее не было рядом, он не знал, куда себя деть.

– Привет, малыш, как дела?

– Нормально, – буркнул он.

– Думаешь об Эмме, да, сынок?

– Ага, – сказал он, по-прежнему не поднимая глаз.

– А что бы ты делал, если бы Эмма сейчас оказалась здесь?

– Наверное, поиграл бы в желуди.

Я никогда не понимал до конца смысла игры в желуди, главным принципом которой был какой-то замысловатый обмен, но все равно предложил:

– Давай я сыграю с тобой в желуди.

– Не хочу, без Эммы не получится. Ты не умеешь.

Не поспоришь.

– Хочешь, пойдем побродим? – спросил я.

«Бродить» для Сэма означало гулять по лесу вокруг нашего дома. Мы называли друг друга бродягами, потому что у нас не было определенной цели. Мы просто ходили кругами, исследовали поваленные деревья, пересохшие русла ручьев и разглядывали зверушек или их следы, попадавшиеся на пути.

Обычно Сэм это очень любил. Но сегодня он ответил только:

– Не-а.

Я вспомнил слова Элисон о том, что Сэму надо помогать приятно проводить время.

– Ну хорошо. Я сейчас пойду и поговорю немного с мамой, а ты тем временем подумай, чем бы мы с тобой потом могли заняться, договорились?

– Ага, – ответил он.

Я оставил его копать дальше свою ямку, а сам вошел в дом. Мне не хотелось нарушать тишину в доме, поэтому я не стал ее звать, а просто тихо пошел по комнатам. Я нашел Элисон в прачечной. Она смотрела в окно на Сэма, сжимая в руках розовое платье Эммы, которое, видимо, только что достала из стиральной машины. Эмма питала к нему особенную привязанность и отказывалась отдать на благотворительность, хотя оно стало ей так коротко, что едва доходило до попы.

Эта сцена как будто заставила меня заглянуть в будущее, в котором мы превратились в одну из тех достойных сочувствия семейных пар, которые, с трудом преодолевая остаток жизненного пути, превращают комнату умершего ребенка в храм, будто он в любую минуту может вернуться, и не желают признать очевидного. Окружающие тем временем ходят вокруг нас на цыпочках, не осмеливаясь сказать правду – что нашей дочери больше нет и что надо как-то жить дальше, – но не понимают, что и мы тоже превратились в покойников. Наши тела упрямо продолжают существовать по инерции, хотя внутри мы уже мертвы.

Пока я невидящим взором смотрел на платье, Элисон подняла голову.

– Привет, – сказала она, резко встряхивая его и вешая сушиться.

– Привет, – ответил я.

Она подошла к стиральной машине, чтобы вынуть новую партию мокрого белья.

– Ты хотела со мной поговорить? – спросил я.

– Что?

– Я получил сообщение. Ты написала, что хочешь поговорить.

Она резко вскинула голову.

– Я ничего тебе не писала.

Я уже потянулся за телефоном, чтобы показать ей сообщение и убедить в обратном, но понял, что в этом нет смысла.