Брэд Паркс - Ничего не говори [litres]

Чтобы выразить к этому свое отношение, она просто повесила трубку.

На часах было без двадцати семь. Наблюдение за Элисон Герберт Трифт прекратил в шесть. И если сразу поехал домой, то без четверти будет на месте.

Я собрал вещи, и вскоре мой «Бьюик» уже катил по предвечерним улицам к дому Трифта. Десять минут спустя съехал с Нортгемптон-бульвар и остановился на небольшой парковке для клиентов у его старого, облезлого дома. Я поднялся по ступенькам и трижды позвонил в звонок – без ответа.

Ну и где же он? Зачем ему от меня бегать? Я громко выругался и решил обойти дом. Если Герберт Трифт здесь, я его найду во что бы то ни стало.

В конце подъездной дорожки виднелся старый гараж. Я заглянул внутрь через треснутое оконное стекло. Там стоял старый пикап.

Так дома детектив или нет? Он вообще установил наблюдение за моей женой или нет? Я снова выругался.

С тыльной стороны дома был еще один вход, к двери которого вело несколько ступенек. Я поднялся по ним, громко топая, и постучал. Изнутри доносились какие-то голоса. Либо телевизор, либо радио. Я постучал громче и крикнул:

– Мистер Трифт?

И встал на площадке, уперев кулаки в бока.

Но ответа так и не дождался.

Я со всей силы стал колотить ладонью по двери.

– Господин Трифт, – заорал я, – это ни в какие ворота не лезет, я заплатил вам наличными !

Из соседней двери на мгновение высунулась голова седовласой женщины. Она смерила меня подозрительным взглядом.

– Не лезьте не в свое дело! – рявкнул я, и она тут же укрылась в глубине своего дома.

Безуспешно постучав еще раз и выкрикнув его имя, я, кипя от злости, вернулся к машине, открыл кейс и вытащил блокнот из линованной бумаги. Я вырвал из него листок и поспешно написал: «Господин Трифт – ПОЗВОНИТЕ МНЕ». Потом трижды подчеркнул, приписал свое имя и телефон.

После чего подошел к двери черного хода, сунул записку в дверную щель прямо над ручкой, где ее нельзя было не заметить, и поехал домой, охваченный справедливым гневом.

Когда старший брат увидел во дворе огни фар, на улице уже давно стемнело.

Они не мигнули два раза – братья условились давать таким образом сигнал, что все чисто. Но это точно был их минивэн, а за рулем сидел младший брат. Со стороны к тому же все выглядело как обычно.

Старший отключил систему безопасности, встал у двери и с нетерпением стал ждать, когда младший войдет в дом.

– Где тебя носило? – спросил он. – Ты целый день где-то пропадал.

В руках у младшего брата был большой контейнер «Тапперуэр», на губах застыла легкая ухмылка.

– Ты обещал позвонить, – сказал старший. – Я волновался.

– Да что со мной будет, – ответил младший.

Ухмылка стала немного шире.

– Почему от тебя пахнет виски?

– Я заехал в бар.

– Что? Ты совсем сбрендил?

– Мне до смерти надоело торчать в четырех стенах. Ты вечно куда-то уезжаешь, а меня оставляешь здесь.

– За эту работу нам хорошо платят, – стал выговаривать ему старший. – И этого тебе должно быть достаточно.

– Я просто устроил себе небольшой праздник.

– Глупо было так рисковать. А если бы тебя узнали?

– Ты думаешь, что кто-то из этих гопников просматривает сайты Интерпола в поисках беглецов? – засмеялся младший.

Старший брат недовольно скривился.

– Выкладывай, что там у тебя произошло? Ты узнал, что за тип прятался за деревьями?

– Его больше нечего бояться.

– Что это значит?

Младший протянул ему «Тапперуэр». Старший открыл крышку, тут же ее захлопнул, сунул контейнер обратно в руки младшему и сказал:

– Господи.

Младший еще раз улыбнулся и поставил контейнер в холодильник.

К тому моменту, как наступила пятница, не произошло двух вещей.

Во-первых, мне не позвонил Герберт Трифт, хотя я отправил ему еще несколько сообщений с просьбой со мной связаться, а во-вторых, Роланд Хеманс не нашел Денни Пальграффа.

В отношении последнего я должен был исполнить собственную угрозу и посадить адвоката на выходные в тюрьму. Но когда Джереми попросил меня дать его возлюбленному еще немного времени, я уступил. С практической точки зрения Хемансу было бы чрезвычайно сложно найти исчезнувшего клиента, сидя за пятнадцатифутовым забором из колючей проволоки.

Что же касается Герберта Трифта, то он, скорее всего, решил устроить себе отпуск. Может, оно и к лучшему. Всю неделю я по-прежнему потихоньку расспрашивал сына, но никаких разночтений в их с Элисон описаниях повседневных дел больше не обнаружил – она никуда не отлучалась, не оставляла его теткам и нигде не «засыпала». Регулярное наблюдение за ее аккаунтом в «Фейсбуке» тоже не дало мне никакой важной информации.

Последним делом, которое мне в ту пятницу нужно было рассмотреть в суде, были слушания по отмене назначенной меры воздействия в два часа дня. Это означало, что некий преступник, освобожденный условно под надзор, совершил нечто – и скорее всего, таких «нечто» было несколько, – чего делать не следовало, и теперь прокурор настаивал на том, чтобы вернуть его обратно в тюрьму. Я бы назвал эту процедуру нормальной, но, конечно, ничего из того, что может стоить человеку свободы, назвать нормальным нельзя.

Подсудимый был белый, лысый и потрепанный на вид, и, насколько я мог судить, насмотревшись на таких людей в зале суда, твердолобый. Его защищал частный адвокат в скверном костюме, которого я видел впервые.

Прокуратуру опять представлял Уилл Хаббард. Когда суд призывали к порядку – как правило, в этот момент представители обвинения поднимаются с мест и внимательно слушают, в полном соответствии с торжественностью момента, – он стоял, опустив голову, будто стараясь не встретиться со мной взглядом. Не хотел бы я знать, что он сказал Джебу Байерсу по поводу моего приговора Рэйшауну Скаврону.

Постаравшись, насколько это было возможно, сократить вступительное слово, я перешел к рассмотрению дела и предоставил слово Хаббарду, который по-прежнему избегал смотреть мне в глаза.

– Благодарю вас, Ваша Честь, – сказал он и стал перечислять выдвинутые против подсудимого обвинения, в частности заявив, что тот отказался от проведения третьей экспертизы на наличие в крови наркотиков (первые две он с треском провалил) и неоднократно был замечен в связях с людьми, от которых ему было велено держаться подальше. Иными словами, встал на путь, ведущий обратно в тюрьму.

Чтобы доказать это, он пригласил на свидетельскую трибуну инспектора, которому был поручен надзор за подсудимым. Ее показания носили чисто формальный характер, она повторяла их – а я слушал – уже не одну сотню раз. Ее манера поправлять волосы напомнила мне Элисон, и я поймал себя на мысли, что почему-то думаю о саше.