Брэд Паркс - Ничего не говори [litres]

Я затаил дыхание в ожидании, пока нас соединят, и медленно выпустил из легких воздух. В следующее мгновение я услышал резкий голос Кизи:

– Доброе утро, судья Сэмпсон.

– Доброе утро, конгрессмен Кизи. Чем могу быть вам полезен?

– Я знаю, мы с вами люди занятые, поэтому давайте сразу к делу: ко мне по-прежнему поступают запросы касательно вашего приговора по делу «Соединенные Штаты против Скаврона», и мне хотелось бы разобраться с ними до пятницы. Насколько мне известно, на этот день у вас намечено важное судебное заседание.

– Совершенно верно, – сказал я.

– Учитывая строго ограниченные временные рамки, мне показалось более уместным связаться непосредственно с вами. Уверен, что вы меня поймете.

– Разумеется, – ответил я как можно небрежнее, хотя у меня на лбу выступила испарина.

– Отлично. Как вам известно, мой коллега, конгрессмен Джейкобс, во всеуслышание подверг сомнению ваше решение по делу мистера Скаврона. Я признаю, что в значительной степени его энтузиазм был обусловлен не столько юридической стороной вопроса, сколько вниманием со стороны телеканала «Фокс ньюс», которого он так усиленно добивался, поэтому перед тем, как выносить данный вопрос на рассмотрение Юридического комитета, я позвонил мистеру Байерсу, главному судье округа, чтобы понять, почему он решил не давать этому делу ход. И он поведал мне о некоем молодом человеке по имени Кит Блум.

Поскольку он ожидал от меня какой-то реакции, я сказал:

– Да.

– В глазах судьи Байерса эта история, очевидно, выглядит убедительной, но мне захотелось прояснить некоторые подробности, которых он, вполне естественно, сообщить мне не смог. Поэтому я попросил одного из моих помощников разузнать о деле Блума побольше. И знаете, что он обнаружил?

– Нет, – ответил я, чувствуя, что попал в ловушку и она вот-вот захлопнется.

– Ровным счетом ничего. Судебная система округа Колумбия никогда не сталкивалась с Китом Блумом. В тот период, когда вы работали в команде сенатора Франклина, человек с таким именем не упоминался ни в заявлениях, ни в приговорах – вообще нигде. Зная, что дело официально не было закрыто, поскольку вы сказали судье Байерсу, что мистер Блум уже не считался несовершеннолетним, мой помощник предпринял еще одну попытку и обратился в Федеральную прокуратуру по округу Колумбия. Но и там сведений о Ките Блуме не оказалось.

– Вот как? – сказал я, как будто удивленный его словами.

Все это время моя рука лежала на столе. Когда я ее убрал, на поверхности остался влажный отпечаток в виде моей ладони.

– В итоге я решил позвонить вам. У вас есть номер телефона или адрес электронной почты мистера Блума?

– Э-э-э… нет. Мы… мы с ним больше не общаемся. Кажется, я говорил об этом судье Байерсу.

– Я понимаю. Но вы наверняка можете сообщить о нем дополнительные сведения. К примеру, в какое время он поступил в колледж? Или, может быть, название школы, в которой он работает тренером? Имена кого-то из родственников, которые знают, где его можно найти? Уверяю вас, что эти сведения не станут достоянием широкой публики. Я не ищу повода привлечь к себе внимание телевизионщиков. Мне лишь хочется убедиться, что мистер Блум существует на самом деле, и проверить факты его биографии, о которых шла речь в вашем разговоре с судьей Байерсом.

Я сидел, сжимая телефонную трубку, и лихорадочно пытался придумать что-нибудь, что не принесло бы мне еще больших неприятностей. Но не мог. Любую ложь, которая сейчас придет мне в голову, можно будет без труда опровергнуть. Кизи с его хваткой всерьез занялся этим делом. К тому же в голове царила пустота, не позволявшая придумать что-нибудь стоящее.

– Вы молчите, поскольку Кита Блума не существует, не так ли? – спросил Кизи.

Я ничего не ответил. Если сказать ему правду, меня наверняка отстранят от дела Пальграффа и уже сегодня отдадут его другому судье. Таким образом, передо мной стоял выбор между дочерью и работой, хотя в действительности назвать это выбором было нельзя.

Повисла пауза, которую я не мог заполнить. В сложившейся ситуации слова лишь усугубят мое положение.

– Судья Сэмпсон, насколько я понимаю, у меня есть два варианта, – в конце концов сказал он, – либо вы пишете заявление об отставке и спокойно уходите, либо я инициирую в отношении вас процедуру принудительного отстранения от должности.

– Я… Могу я пару дней подумать? Дайте мне время до понедельника.

– Сожалею, судья, но в подобных обстоятельствах я не могу позволить вам заниматься делом «АпотеГен». Я не могу рисковать доверием общества к федеральной судебной системе. Если решите подать в отставку, что я вам настоятельно рекомендую, сделать это надо будет до слушаний по делу «АпотеГен».

– Я не могу на это пойти.

– Ну что же, в таком случае ставлю вас в известность, что я сейчас же свяжусь с судьей Байерсом и передам ему содержимое нашего с вами разговора. Я попрошу его в срочном порядке созвать Судейский совет округа. Решение по этому вопросу принимать, конечно, будет он, но лично я посоветую ему сделать все возможное, чтобы вы немедленно были лишены права проводить судебные разбирательства.

– Пожалуйста, не делайте этого, – попросил я тихой, жалобной скороговоркой.

– Прошу прощения?

– Не делайте этого. Пожалуйста. Не дайте судье Байерсу отстранить меня от должности.

– Я вас не понимаю.

– У меня нет возможности вам все объяснить, конгрессмен, но мне нужно продолжать вести дела. Для меня это… чрезвычайной важно.

Мой голос дрогнул. Я уверен, что в ушах Кизи он прозвучал точно так же, как и в моих: жалко.

Но жалости я, очевидно, не заслуживал.

– Извините, судья Сэмпсон, – наконец ответил он, – но вы не оставляете мне выбора.

Я положил трубку. Говорить было уже не о чем. С этого момента все, что бы я ни сказал, будет неизбежно оборачиваться против меня.

Чтобы представить дальнейшее развитие событий, особенной силы воображения не требовалось. Нил Кизи сообщит Джебу Байерсу, что я ему солгал и, если говорить прямо, выставил его дураком. И главный судья, по вполне понятным причинам придя в бешенство, будет действовать быстро.

Судейский совет Четвертого округа на паритетных началах состоял из судей окружных и апелляционных судов. Чтобы устроить с ними селекторное совещание, понадобится как минимум пару часов. Но Байерс вполне сможет сделать это не позднее вечера четверга.

Одно было ясно: стены клетки сдавливали меня со всех сторон. Если ничего не предпринимать, меня отстранят от дела «АпотеГен», что приведет к катастрофе. Однако скажи я Байерсу или Кизи правду, судьба Эммы оказалась бы в руках агентов ФБР, которые понятия не имеют, с чего начинать поиски, – и будет чудом, если им удастся найти ее до того, как похитителям станет известно о моей отставке.