Рут Уэйр - Смерть миссис Вестуэй [litres]

Она бесшумно сняла пижаму и опять надела джинсы, топ и толстовку. Затем вытащила из-под кровати чемодан, стараясь двигать его по голым доскам как можно тише. Вся ее одежда и так была в чемодане, аккуратно разложена на чистое и грязное. Оставалось упаковать только косметичку, книги и ноутбук.

Когда она застегивала чемодан, руки у нее дрожали. Неужели она правда это сделает?

Ты ничего им не должна , сказала она себе. Ты ничего тут не взяла. Пока нет.

И потом, что они могут сделать? Да, у них есть ее адрес, но вряд ли она надолго останется в своей квартире, теперь, когда ее выследили ищейки мистера Смита. Может быть, лучше всего просто исчезнуть. Взять самые важные документы, фотографии мамы и уйти в новую жизнь. Есть и другие города. И другие пирсы.

Мысль о том, чтобы начать новую жизнь, пугала. Хэл вспомнила скрюченных нищих на тротуарах Брайтона, людей, которые попытались бежать, поскользнулись и угодили в расщелины, чтобы закончить жизнь без дома, без друзей, в полном одиночестве.

Это рискованный шаг, по-настоящему рискованный. У нее нет никакой страховочной сетки, и если она упадет, подхватить ее некому. На какой-то момент показалось, что мистер Тресвик посулил ей совсем другую жизнь – с денежными накоплениями, безопасную, надежную. Но этот момент, как и эти посулы, в прошлом. А вспомнив, что говорила ей сегодня Митци, и слова на оконном стекле, Хэл только укрепилась в своем холодном, непоколебимом убеждении: нужно выбираться.

Все было упаковано – почти. Наконец она нацепила на нос очки, засунула в задний карман карты, опустила ручку и толкнула дверь. Она не поддалась. У Хэл перехватило дыхание и с болезненной тяжестью забилось сердце.

Болты. Они снаружи. Но это же невозможно. Она бы услышала. Ну конечно, услышала бы. Да и кто? Зачем?

Ее охватила паника и заколотило. Заставляя себя дышать медленно, ровно, Хэл тихо поставила чемодан на пол, вытерла вспотевшие ладони о задние карманы джинсов и попробовала еще раз.

Ручка проворачивалась, но дверь, несмотря на все ее усилия, не поддавалась. Наверху она чуть приоткрывалась, а внизу стояла намертво.

Хэл опять задышала быстрее, но заставила себя успокоиться – надо думать рационально. Ни у кого нет никакой причины тебя запирать. Ты паникуешь только потому, что видела болты. Вчера тебе это даже не пришло бы в голову. Вспомни, что говорила миссис Уоррен: от сырости дерево набухло.

Набрав побольше воздуха, она еще раз повернула дверную ручку и толкнула дверь так, что с краю появилась трещина. Затем уперлась ногой в неподдающееся место и начала давить, медленно, настойчиво, изо всех сил стараясь не делать резких движений, которые могли бы разбудить спящих внизу.

Послышался долгий мучительный скрип, и дверь распахнулась с грохотом, отчего Хэл, ахнув, чуть не навернулась.

Она постояла в ожидании недовольных голосов, шагов на лестнице… но ничего такого не случилось. И Хэл набралась мужества снова взять чемодан и на цыпочках выйти из комнаты. Оставляя скудно обставленную маленькую комнатку, она невольно обернулась и еще раз осмотрела дверь, проверяя, действительно ли…

Но нет. Просто мнительность. Болты задвинуты, без каких бы то ни было повреждений. Как и говорила миссис Уоррен, влажность, больше ничего.

И все-таки Хэл не хотелось оставаться в доме, где на дверях с наружной стороны болты.

Выставив чемодан перед собой, чтобы спуститься по узкой лестнице, она двинулась по возможности тихо и быстро к коридору, а оттуда к длинной витой лестнице, ведущей на первый этаж – и к свободе.

13 декабря 1994 года

Мне нужно отсюда выбраться.

Мне просто необходимо отсюда выбраться.

Слова, которые я нацарапала на окне, сейчас кажутся насмешкой. Признанием поражения. Потому что никто мне не поможет, кроме меня самой.

Уже три дня, как я сижу здесь взаперти, и, не считая торопливого разговора шепотом с Мод, не слышала и не видела никого, кроме тетки. Она приносит подносы в разное время, а иногда вообще не приносит, обрекая меня на голод и кошмары.

И каждый раз – каждый раз – я слышу один и тот же вопрос: кто он? Кто он? Кто он?

Сегодня, когда я в ответ покачала головой, она опять меня ударила. Голова откинулась с такой силой, что хрустнула шея, огонь со щеки распространился на все лицо до самого уха, все зазвенело от боли.

Я отступила назад к кровати и подняла на нее взгляд, одной рукой схватившись за спинку, а другую прижав к лицу, будто оно разваливалось. На секунду она, казалось, испугалась – не за меня, а из-за того, что сделала, что могла бы сделать. По-моему, она утратила контроль, может быть, впервые с тех пор, как я с ней познакомилась.

Затем она вышла, и я услышала скрежет болтов, потом ее шаги по лестнице.

Я села на кровать. Руки дрожали, живот сводили судороги, поднялась волна тошноты. Сначала я решила, что теряю ребенка, и от испуга замерла. Но когда посидела какое-то время без движения, неприятные ощущения ушли, хотя щека по-прежнему пылала и в ушах звенело.

Я решила взяться за дневник, как всегда делаю, когда событий слишком много. Вылить их на бумагу – значит сделать своего рода кровопускание. Пусть чернила и бумага впитают всю горесть, гнев, страх, а потом я справлюсь.

Но, достав тетрадь из тайника под отошедшей доской в полу, я вдруг посмотрела на все другими глазами.

Я не могу сказать ей правду. Не только потому, что, сделав это, никогда его больше не увижу. Но и потому, что серьезно начинаю бояться, что она действительно может меня убить. После того, что случилось сегодня, мне впервые пришло в голову, что она в самом деле на это способна.

Она не сможет заставить меня признаться, но если обыщет мою комнату, ей и не нужно будет этого делать – здесь все написано.

Итак, я сейчас допишу, а потом разведу огонь и вырву из тетради все до единой страницы, где упоминается его имя.

Мне нужно продержаться до того, как я увижусь с ним, а потом мы вместе решим, что делать. Как-нибудь я смогу известить его. Может быть, удастся передать письмо через Мод. В любом случае у меня тут есть ручка и бумага. А Мод я могу доверять. По крайней мере… по крайней мере, надеюсь, что могу.

Получив письмо, он приедет. Ведь приедет? Приедет. Обязан. А потом мы куда-нибудь уедем, убежим – вместе. Придумаем.

Мне просто надо покрепче держаться за эту мысль. Просто надо держаться.

Когда она начала спускаться вниз, лестница жалобно скрипнула. Хэл замирала на каждый звук, на уханье совы, на капанье какого-то далекого крана – кап… кап… и наконец добралась до коридора на первом этаже. С чемоданом на весу, опасаясь, что заскрипят колесики, она как можно тише прошла на цыпочках к главному входу, где сквозь стекла окна над дверью месяц ярко светил на стенные панели.