Рут Уэйр - Смерть миссис Вестуэй [litres]

Наступила долгая пауза. Когда Хэл подняла голову и посмотрела на братьев, стакан дрожал в ее руке.

У Хардинга дернулась бровь.

– За Мод, – сказал он охрипшим от волнения голосом.

Виски, торжественно мерцая, впитывал свет.

– За Мод, – так тихо повторил Абель, что Хэл скорее догадалась, чем услышала его слова.

Эзра не сказал ничего, но поднял стакан. Его темные глаза заблестели скорбью, смотреть на которую Хэл было почти непереносимо.

С минуту все четверо задумчиво сидели, не выпуская стаканов из рук, и вдруг Хэл поняла, что больше не может терпеть. Она резко запрокинула голову и в три глотка выпила весь виски.

Еще какое-то время стояла тишина, потом Хардинг с облегчением рассмеялся кудахтающим смехом, а Эзра медленно похлопал в ладоши.

– Браво, Хэрриет, – сухо сказал Абель. – Никогда бы не подумал, что наш мышонок на такое способен.

Вот опять. Мышонок Хэрриет . Но ведь это неправда. И никогда не было правдой. После смерти мамы она старалась производить впечатление мелкой посредственности, но то была обманчивая видимость. Ей была присуща стальная сила, такая же, как понимала Хэл, благодаря которой мама вырвалась из Трепассена и начала все заново. В незнакомом городе, беременная, одинокая, она выстроила жизнь для себя и своей маленькой дочери. И Хэл, внешне непритязательная, неброско одетая, обладала неискоренимой живучестью. Она будет бороться до конца. Мыши бегут и прячутся. Замирают перед лицом опасности. Позволяют смотреть на себя как на добычу. Что угодно, но Хэл – не мышонок. И ничьей добычей не станет.

Дядя Хардинг, я не та, за кого вы меня принимаете.

Хэл поставила стакан – тот звякнул на подносе – и прочистила горло. От осознания того, что она собиралась сделать, у нее запылали щеки.

– Значит… – начал Хардинг, но Хэл перебила его, понимая, что если не сделает этого сейчас, то не сделает уже никогда.

– Подождите, мне… мне нужно кое-что сказать.

Хардинг растерянно моргнул, а у Эзры изогнулся уголок рта, как будто он забавлялся, наблюдая смущение брата.

– О, конечно, пожалуйста. – Хардинг махнул рукой. – Как вам будет угодно.

– Я… – Хэл закусила губу. После разговора с Лиззи она все время представляла себе эту минуту, но нужные слова не приходили, и Хэл поняла, что их просто нету, она не может сказать ничего, что могло бы исправить положение дел. – Мне нужно кое-что сказать вам, – повторила она и невольно встала, чувствуя, что не может расслабленно и уютно сидеть в углу дивана. У нее было такое ощущение, будто ей предстоит сражение, будто нужно отражать атаку. Мышцы шеи и плеч заболели от напряжения. – В Брайтоне я кое-что нашла. Разобрав бумаги мамы, я поняла…

Она сглотнула, так как во рту у нее вдруг пересохло, и пожалела, что так быстро выпила весь виски, не оставив ни глоточка.

Хардинг нахмурился. Абель вдруг напрягся и наклонился вперед с нетерпеливым выражением на лице. Только Эзре, казалось, все нипочем. Он скрестил на груди руки и с интересом смотрел на Хэл как человек, наблюдающий за экспериментом.

– Что же? – не скрывая любопытства, спросил Хардинг. – Что вы поняли? Выкладывайте, Хэрриет.

– Маргарида Вестуэй, ваша сестра, она мне не мама.

Хэл почувствовала, будто с нее скатился огромный камень, но это принесло не облегчение, а, напротив, сильную боль, так как она была уверена, что, когда камень грохнется оземь, наступит крах.

Наступило же долгое молчание.

– Что?! – наконец воскликнул Хардинг и уставился на Хэл. Его полное румяное лицо побагровело от жара камина или от полученного удара, она точно не поняла. – Простите?

– Я вам не племянница, – сказала Хэл и снова сглотнула.

Подступили слезы, и было так легко выпустить их наружу, сыграть на сочувствии, но ясное понимание того, что происходит, заставило ее подавить это желание. Она не будет разыгрывать здесь жертву. С притворством покончено.

– Я должна была сообразить раньше. Уже были… нестыковки. Вернувшись домой, я покопалась в маминых бумагах, пытаясь разобраться, и нашла… Я нашла дневник, письма… Из них мне стало ясно, что произошла страшная путаница. Я не дочь вашей сестры. Я дочь Мэгги.

– О Боже. – Голос потрясенного Абеля прозвучал тускло и невыразительно. Он закрыл лицо руками, словно пытаясь удержать в голове мысли, которые просились наружу. – О Боже. Хэрриет, но это… это же… – Он замолчал и принялся качать головой, как будто получил оглушительный удар и теперь пытается прийти в себя. – Но почему же мы не поняли?

– Подождите… Да подождите же! Это же значит, что завещание недействительно! – воскликнул Хардинг.

– Ради бога! – Эзра язвительно усмехнулся. – Деньги! Больше тебе ничего в голову не приходит? Завещание тут далеко не самое важное.

– Однако именно завещание привело сюда Хэрриет, так что, я бы сказал, это довольно важно, – парировал Хардинг. – И деньги тут ни при чем. Мне очень обидно слышать твои намеки, Эзра. Дело… Дело в том… Боже милостивый, мы только начали разгребать всю эту кромешную кучу… О чем, черт подери, думала мать?

– Хороший вопрос, – тихо сказал Абель. Он резко обмяк на стуле, не отнимая рук от лица.

– Но ваше имя указано в завещании, – медленно произнес Хардинг. У него был вид человека, который пришел в себя после потрясения и пытается найти почву под ногами и получить какие-то объяснения. – Нет, погодите, вы же говорили нам… Вы вообще не Хэрриет Вестуэй? Кто же вы на самом деле?

– Да нет! – быстро ответила Хэл. – Нет-нет, я Хэрриет. Честное слово. А моя мама в самом деле Маргарида Вестуэй. Я полагаю, ваша мать просила мистера Тресвика найти свою дочь. – У Хэл стянуло лицо, а пальцы, несмотря на огонь в камине, окоченели. – Потом проводки как-то перепутались, и он вместо этого нашел мою маму, не поняв, что произошла ошибка. Я думаю, он сообщил вашей матери, что нашел ее дочь. Она погибла, но у нее, в свою очередь, осталась дочь. Так мое имя попало в завещание. Никто не понял, что я не ее внучка.

– А вы-то как же не поняли? – спросил Абель, но в голосе не было негодования, только изумление. Он озадаченно посмотрел на Хэл. – Ведь были же, вы сами говорите, нестыковки, которые должны были навести вас на мысль…

Он умолк. Хэл замерла и напряглась. Вот оно. Вот опасное место. Потому что он прав.

Она заставила себя сесть, и в голове послышался мамин голос. Когда чувствуешь искушение дать поспешный ответ, притормози. Пусть подождут. Дай себе время подумать. Спотыкаемся мы чаще всего, когда торопимся.

– Да, – медленно начала она и уселась поудобнее, отчего скрипнули диванные пружины. В камине загудел ветер. – Да, кое-что было. Правда, не сразу… Но вы должны понять… Мое имя, оно же указано в завещании. А мама никогда не рассказывала о своем детстве. Никогда не упоминала никаких братьев, дома в Корнуолле, да вообще много чего не рассказывала. Ни о своих родителях, ни о моем отце. Я просто приняла как должное, что о части ее жизни мне ничего не известно. А мне так хотелось… – Голос изменил Хэл, и в этом не было никакого притворства. Она попыталась унять дрожь, так как сейчас не врала. – Мне так хотелось, чтобы это стало правдой. Я хотела этого… всего этого… – Она обвела рукой гостиную, камин, дом, мужчин, сидевших вокруг стола и смотревших на нее с изумлением, волнением и озадаченностью разной степени. – Семьи. Надежности. Чувства дома. Я так этого хотела, что письмо мистера Тресвика показалось мне… ну, как бы ответом на мои молитвы. Я думаю… Думаю, я просто отбросила все сомнения.