Максим Шаттам - Да будет воля Твоя

Первые годы жизни мальчика Йон старался его избегать. Часы напролет он проводил за рулем своего пикапа, сменившего «Плимут Бельведер», и никто не знал, ни куда он ездит, ни что он делает, даже ваш покорный слуга, однако никаких неприятностей он никому не доставлял. Он говорил все меньше и меньше, щеки его совсем запали и покрылись сеткой тонких, постоянно лопавшихся кровеносных сосудов, а его стремление властвовать усилилось многократно. Дома он не терпел жалоб и стенаний, и Райли быстро понял, что в присутствии родителя плакать нельзя. Джойс стала его наперсницей, его защитницей, и иногда, когда Джойс отсутствовала или слишком уставала, так как муж устраивал ей тяжелую жизнь, ее сменяла тетя Ракель.

Йон устроился живодером, единственным на весь округ, и муниципалитет согласился платить ему за мелкие услуги. Он убивал бродячих собак, наносил смертельный удар состарившимся или хромым меринам, подбирал трупы косуль и кабанов, разлагавшихся на дорогах и в пригородах Карсон Миллса, но в основном ездил по вызовам к тем, кто хотел избавиться от какой-нибудь дохлятины. Он грузил мертвечину к себе в кузов и растворял в природе: никто не знал, что он делал с останками. Полагали, что он сжигал их на опушке возле своей фермы, но, честно говоря, всем было наплевать. Есть целый ряд аспектов повседневной жизни города, подробности которых средний гражданин не желает знать. Обычно такие подробности связаны с поддержанием чистоты, но главным образом со смертью. Вся семья жила заработком Йона, составлявшим пригоршню долларов каждую неделю, и тем, что Ингмару, Ракель и Джойс удавалось извлечь из своей упрямой земли.

В течение этих нескольких лет Йон курил все больше и больше, сам скручивая сигареты, ибо так дешевле, и пил самогон, покупая его у парней с Севера: кучки фермеров, гнавших виски из кукурузы с собственных полей с использованием методик и дистилляторов, унаследованных от отцов еще со времен сухого закона. И, как обычно, пьяный он становился зол. Особенно зол. Много раз Джойс кричала посреди ночи и будила весь дом, и тогда Ракель, словно ангел (ангел страшный, с изможденным от времени и суровой жизни лицом, ангел с подрезанными крыльями и хриплым голосом, с пустым взглядом, но все же ангел), принималась распекать своего веселившегося или ругавшегося – в зависимости от настроения – племянника и уводила Джойс в свою крошечную спальню. Когда Райли подрос настолько, что больше не мог делить комнату с родителями, Ингмар предложил ему свой закуток, а сам отправился спать в большую комнату. В те ночи, когда его мать кричала от боли, причиненной его папашей, Райли зарывался в подушку и давал обещание, что никогда не поднимет руку на такую добрую женщину, как его мать. Разумеется, от года к году она становилась все менее красивой, но это не ее вина, что бы там ни говорил его отец, и мальчик сильно злился на отца за его жестокость. Однако с возрастом Райли понял, что это, собственно, не жестокость, просто Йон Петерсен был таким: неумолимым и суровым, он делал это не нарочно, а желание причинять зло другим являлось основой его характера. Впрочем, любой ребенок всегда находит для отца оправдания, даже когда таковых нет вовсе.

Ссоры на ферме участились, когда Джойс при поддержке Ракель и доброжелательном нейтралитете Ингмара, который, похоже, уже не поспевал за событиями, но мог вмешаться, если Йон переходил границы допустимого, начала вести себя смелее. Однажды она потребовала от мужа купить им телевизор, ибо они, скорее всего, последние люди на земле, у которых его нет, и так продолжаться не может, иначе они все станут дураками, не поспевающими за прогрессом, а телевидение несет культуру непосредственно в семью. Йон не желал даже слышать о телевизоре, считая его пустой тратой денег, но, главное, он боялся потерять частицу своей власти. По мнению Йона, телевидение, изобретенное «этими феминистскими шлюхами», стало инструментом, с помощью которого завладевают вниманием женщин и таким образом подрывают авторитет мужчины. А правительство быстро сумело сделать из него главный орган распространения своей пропаганды. Нет, Йон не хотел у себя телевизора. Но Ракель поддержала Джойс, и даже Райли устроил истерику, которую Йон прекратил звонкой обжигающей пощечиной. Когда однажды вечером он вернулся домой и обнаружил посреди кухни телевизионный приемник с его длинными антеннами, он чуть не задохнулся от ярости. Напрасно Джойс объясняла ему, что это Йонсоны подарили его Ракель, у которых та время от времени делала уборку, а сами купили себе цветной телевизор. Йон побагровел от гнева, и Ингмару пришлось вмешаться, чтобы он не задушил супругу голыми руками. Йон никогда не узнал, что это Ракель пожертвовала все свои сбережения, чтобы доставить удовольствие Джойс и Райли. После того случая Йон стал еще больше времени проводить на дорогах и еще меньше на ферме.

Но когда однажды ранним утром Ингмар взял свои вещи и отбыл в сторону Слейт Крик, течение жизни в доме Петерсенов внезапно изменилось. На протяжении уже нескольких дней старик ходил по дому сам не свой. Это началось, когда он тоже стал на долгие часы пропадать из дома. Никто не знал ни куда он ходил, ни что он делал, но его отлучки по времени практически совпадали с отсутствием Йона. Однажды он вернулся, сгорбившись больше обычного, и молча лег в большой комнате на софу, служившую ему кроватью. Так он лежал весь вечер, прикрыв глаза и не говоря ни слова, с видом еще более удрученным, чем всегда. На следующий день он сказал дочери, что идет на реку, хотя она и не поняла зачем, раз он не взял с собой удочку для ловли рыбы, но больше они его никогда не видели.

Местные мальчишки нашли его одежду, аккуратно сложенную на камне возле постоянно бурлящего водоворота и омута, и все пришли к выводу, что старик решил покончить со своей нелегкой жизнью.

После исчезновения Ингмара Йон де-факто стал единственным мужчиной в семье.

Инстинкт выживания, без сомнения, является первейшим свойством человеческого существа, скрытно присутствующим в нем на всех этапах взросления, даже если он и реализуется только в самой необходимой пропорции, дабы не утратить стремления к познанию, присущему эволюции. Райли стал наглядным тому примером. С самого раннего возраста он инстинктивно понял, где в этой патриархальной семье его место, и до восьми лет с грехом пополам ухитрялся лавировать, получая умеренное количество затрещин, а, главное, сознавая, что в требовании ни в коем случае не покушаться на животное доминирование отца содержалось нечто примитивное и первозданное. Йон больше всего ненавидел слабость и излишнее подчинение. Следовало вести себя терпеливо, поднимать подбородок, никогда не опускать глаза и одновременно не допускать высокомерия во взгляде, только холодное согласие с принципами Йона Петерсена. Это было сложное и опасное равновесие, малейшее нарушение которого каралось наказанием ремнем или, в лучшем случае, лишением обеда. Но чем старше Райли становился, тем больше понимал, что ставки растут вместе с ним. Отец не прощал ему ничего, и наказания становились все суровее.