Максим Шаттам - Да будет воля Твоя

Никто точно не знает, как эта история дошла до ушей Бумера Джексона, а затем мистера Кендала: то ли по слухам, то ли на основании умозаключений после неожиданного бегства Бекки. Как бы там ни было, в следующий понедельник Йона вызвали на ковер и немедленно уволили. Кендал выплатил ему все, что должен, ни цента больше, и без всяких околичностей заявил, что ему еще повезло, что история не вышла за пределы прачечной. Йон не потребовал объяснений, это был лучший способ не объяснять ничего самому, и отправился сообщить плохую весть Джойс. Он выдумал темную историю об обмане, заявив, что Бумер невзлюбил его и устроил так, что его стали считать коммунистом, которых дирекция ненавидела больше всего, больше, чем насильников-рецидивистов.

Последующие недели Йон пил пиво и трахал жену, которая возвращалась уставшая и озабоченная тем, в каком состоянии вечером найдет мужа. Отношения их быстро испортились, особенно когда не стало денег, а Йон ничего толком не предпринимал, чтобы найти работу, но когда Джойс призналась ему, что беременна, наступило короткое затишье. Йон решил, что они больше не могут здесь оставаться, поскольку некоторое время из-за ребенка мать не сможет ходить на работу, и у них не будет денег на оплату жилья и на еду. Короче, им пришлось вернуться в Карсон Миллс. Джойс хотела возразить, что не может «вернуться» в чужой для нее город: разумеется, она могла туда поехать, но предполагалось, что она должна захотеть, а насколько она успела понять, жизнь с нелюдимым Ингридом и старой девой Ракель была не особенно привлекательной. Но она вышла замуж за Йона, и у нее не было другого выбора, кроме как следовать за мужем до самой фермы на холме.

Ингмар великодушно предоставил им свою спальню, оборудовав себе место в помещении, служившем чуланом, позади главной комнаты. Ракель, хотя временами и внушала страх, ибо с виду смахивала на безумную колдунью, тем не менее радушно встретила Джойс и стала ее союзницей. Правда заключалась в том, что Ракель, помимо того, что проявляла настоящую женскую солидарность, прекрасно знала своего племянника и его непростой характер, и жалела Джойс, попавшую в их осиное гнездо.

В ту осень в Карсон Миллс прибыли два армейских рекрутера и завербовали нескольких здоровых молодых людей, которым предстояло стать пищей для прожорливого брюха войны, разевавшей свою зловещую пасть на другом конце света, в сырых джунглях, напоминавших в глазах Йона что-то вроде Луны – как с точки зрения местонахождения, так и пользы. Когда они явились на ферму к Петерсену, чтобы встретиться с Йоном, который согласно их бесконечным спискам, имел как раз подходящий возраст, они проговорили с ним, сидя на капоте его машины, почти два часа, и в конце концов вычеркнули его имя из списков. Вычеркнули несколько раз, безвозвратно, чтобы он навсегда исчез из памяти правительства. Никто не знает, ни о чем они говорили, ни о чем, в конечном счете, спрашивали Йона, но уезжали они с фермы быстрее, чем ехали туда, и армия больше никогда не стучалась в дверь Петерсенов.

Первые месяцы беременности Джойс Йон толком не понимал, что происходит: для него беременность была всего лишь абстрактным понятием, но когда он почувствовал, как плод бьет его по руке через стенку живота матери, он, наконец, осознал, что не просто станет отцом, а что скоро на свет появится продолжение его самого. Джойс носила в себе темное отродье. Потому что хотя Йон и не чувствовал за собой ни грамма вины за все то зло, которое он за свою жизнь причинил другим, он тем не менее понимал, что в сущности он дрянной человек. Хуже того, он знал, что носил в себе нечто черное, и каждый раз, когда он освобождался от давления, он проливал несколько черных капель на волочившийся позади него шлейф, он распространял мрак. Он был так устроен, это его человеческая натура. Некоторые рождаются добрыми по сути своей, большинство же являются всего лишь канатными плясунами, танцующими над пропастью между добром и злом, но горстка таких как он, приходят в мир уже изрядно запачканные окружавшей их рождение грязью, слишком запачканные, чтобы назидательные воды цивилизации смогли полностью их отмыть. Он из тех личностей, которых не может очистить даже образование. И несмотря на свой не слишком высокий уровень культуры и интеллекта, Йон это понял с самого раннего возраста.

Дать жизнь означало создать космическое продолжение себя самого. И в редкие часы просветления он своей головой дошел до понимания, что зачал ребенка во Зле.

Когда Йон это осознал, он устроил Джойс настоящий ад. Он стал откровенно пренебрегать ею, а если и говорил с ней, то вовсе не затем, чтобы сделать комплимент. Он заставлял ее носить противопоказанные ей тяжести, продолжал регулярно, до самого последнего дня, овладевать ею, причем все более и более зверским образом. А когда он выпивал слишком много, даже бил ее по щекам. Иногда вблизи оказывался Ингмар: он выходил из своей комнатушки, и присутствия его оказывалось достаточно, чтобы Йон успокоился и удалился. Раздраженный супруг отправлялся крутить баранку, и делал это часами. Иногда, когда рядом оказывалась Ракель, она налетала на племянника и, ругая его, становилась на защиту Джойс, что обычно выводило Йона из себя. Но он никогда не поднимал руку на тетку, не мог этого сделать. Он все еще помнил о грозной власти Ингмара, призрак которой по-прежнему витал вокруг, хотя сам Ингмар уже давно стал обычным угрюмым стариком.

Все это время Джойс заботливо оберегала вынашиваемого ею ребенка. Она ласково с ним разговаривала, когда Йона не было рядом, объясняла ему, что его ожидает нелегкое будущее, но в нем будет и немало красот, которыми можно наслаждаться, и много удовольствий, вознаграждающих за трудности. И каждый раз, когда она плакала, то есть почти каждый вечер, она извинялась и просила небо, чтобы оно не сделало из ее ребенка меланхолика.

Но свое главное желание она адресовала непосредственно самому Господу: она не хотела, чтобы родилась девочка. Мир жесток, и ей не нужно, чтобы ее ребенок, будучи женщиной, познал бы все его тяготы. Поэтому каждое утро Джойс выискивала приметы, способные убедить ее, что она вынашивает мальчика. Мальчика, который вырастет в рослого мужчину, способного дать отпор караулившему его насилию.

Когда ей вот-вот предстояло родить, Йон вернулся вечером и заявил, что выбрал имя для младенца. Какого бы пола тот ни был. Если мальчик, то и речи нет, чтобы он носил его имя или имя его отца: в обоих случаях он все обдумал. Ребенок вряд ли родится, если ему суждено носить имя умершего.

Итак, родился Райли Ингмар Петерсен. Сокращенно РИП [7] Первые буквы выражения «Rest In Peace», RIP – «покойся с миром» (прим. авт.). . Если бы на свет появилась девочка, Йон назвал бы ее Рипли, но, к великому счастью Джойс, этого не случилось. После долгих колебаний вторым именем Йон решил дать сыну имя собственного деда, потому что старик все же обладал капелькой доброты и некоторым образом Йон надеялся, что это сможет изменить судьбу. Он никогда не жалел, что не дал ребенку собственного имени, он совершенно не хотел иметь в доме Йона-младшего. Когда его сын подрастет и достигнет возраста, когда сможет дать отпор, непременно начнутся проблемы, связанные с соперничеством двух самцов, Йон это точно знал, и при одной только мысли волосы на его руках вставали дыбом. Он не переносил, когда ему возражали, а уж тем более под его собственной крышей. Джойс это быстро поняла.