Кара Томас - Где скрывается правда

– Ну почему, почему, почему мне надо делать домашку?

Мэгги теряла терпение.

– Чтобы получать хорошие оценки, поступить в престижный университет и устроиться на хорошую работу! – рявкнула она наконец.

Я тогда сидела в кресле и натягивала обувь. Помню, как я подняла на них обеих взгляд.

– Какой смысл в жизни, – спросила я, – если сначала ходишь в школу, потом – на работу, а в итоге умираешь?

Кэлли, похоже, была в ужасе.

Я всегда была маленькой нигилисткой. В этом я виню пьяные тирады своего отца. Они стали совсем невыносимыми после того, как поставщик пива, на которого он работал, сократил его примерно за полгода до закрытия фирмы.

«Пятнадцать лет я батрачил на Эда, а он мне даже лично не стал это говорить. Люди – просто дерьмо на подошве того, кто оставил нас на этой проклятой планете».

В любом случае нас с Кэлли воспитывали по-разному, и это, похоже, становится заметно каждый раз, когда я открываю рот.

Кэлли тянется к радио.

– Не возражаешь, если…

Я мотаю головой и откладываю «айпод». Кэлли прокручивает станции, пока не находит альтернативный рок. Мы молчим, а как только включается реклама, я откашливаюсь и говорю:

– Я тут подумала… Если мы хотим узнать больше о том, что случилось с Лори тем летом, надо разыскать мою сестру.

Кэлли выключает радио.

– Разыскать?

Я гляжу в окно.

– Мы с ней не общались с тех пор, как она уехала.

– Жесть, – тихим голосом говорит Кэлли. – Сочувствую тебе.

От жалости в ее голосе хочется вжаться в сиденье. Я осторожно подбираю слова.

– Мне кажется, она вернулась в город: она навещала папу перед смертью.

– Серьезно? – Кэлли, похоже, удивлена не меньше меня. Почему Джослин вернулась, чтобы повидаться с отцом, но больше ни к кому не заглянула?

– Давай поищем ее в телефонной книге и позвоним, – предлагает Кэлли.

– Я пробовала, – отвечаю я. – Она теперь живет под другим именем. Но ее можно разыскать. Мне кажется, она живет в Аллентауне.

Кэлли молчит.

– Я не говорю, что нам надо ехать в Аллентаун… – Мои мысли путаются, и я начинаю заговариваться. – Но нам стоит с ней поговорить.

– Не в этом дело. – Кэлли делает паузу: теперь уже она подбирает слова. – Просто… без обид, но сестре на тебя наплевать. Даже если она и может нам помочь… то, скорее всего, не захочет.

И ведь не поспоришь – что сказать, сестра даже имя сменила. Поэтому я затыкаюсь и смотрю в окно. На другой стороне шоссе замечаю гигантский знак с подсветкой. Оранжевая надпись гласит: «ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ: ОБЪЕЗД». Быстрый укол паники. Домой придется ехать по другой дороге, и мимо тюрьмы мы не проедем.

Придуманные заранее фразы: « Слушай, раз нам по дороге, может, спросим, остался ли в тюрьме номер Джослин?» — оказываются бесполезны. Кэлли уже объяснила мне, что думает по поводу моей сестры.

Мне некогда уговаривать ее на поиски Джос. А вот и знак. «ТЮРЬМА ОКРУГА ФЕЙЕТТ – СЛЕДУЮЩИЙ ПОВОРОТ НАПРАВО».

– Э-э-э, – подаю я голос, – ничего, если мы сюда заедем ненадолго? Надо забрать кое-какие вещи. Остались от папы.

– М-м-м, – Кэлли жует губу, – а в другой день тебе их не отдадут?

– Я не спрашивала, – честно говорю я. – Просто подумала, что хорошо бы их забрать.

Кэлли пожимает плечами.

– Хорошо. Только вбей адрес в мой GPS.

Через десять минут мы уже останавливаемся на тюремной парковке. Когда Кэлли заводит фургон на стоянку, я отстегиваю ремень.

– Вернусь через пару минут, – говорю я. – Тебе необязательно идти со мной.

Я хлопаю дверью, прежде чем она успевает возразить. Все возражения по-любому будут пустыми. Я ее не виню. На ее месте я тоже не пошла бы в тюрьму. Тем более в ту самую, где держат Уайатта Стоукса.

По сравнению с субботой в приемной совсем пусто. Охранница по имени Ванда узнает меня. Она откладывает ручку и уже готовится защищаться, по-видимому, думая, что я пришла, чтобы снова наехать на нее – за то, что они не сообщили нам о скоропостижной смерти отца. Мы несколько секунд неловко разглядываем друг друга, дожидаясь, пока кто-нибудь не выскажется первой. Вот только она не знает, что я могу заниматься этим весь день. Всю жизнь совершенствуюсь в искусстве ставить людей в неловкое положение одним своим присутствием.

Наконец она сдается: милосердие побеждает.

– Как тебя зовут, милая?

– Тесса, – отвечаю я.

Ванда складывает руки на груди и откидывается на спинку стула.

– Что ты хотела, Тесса?

– Пару дней назад сюда приходила моя сестра, – говорю я, стараясь прикинуть, как бы это сформулировать. – Я ее ищу. Может, она оставляла вам свой контактный номер или…

– Мы не выдаем такой информации. – Ванда качает головой, чтобы слова прозвучали убедительнее.

Меня обуревает отчаяние.

– Это моя сестра . Мне просто нужен ее номер, больше ничего.

Лицо Ванды чуть смягчается. Она помнит, что я так и не попрощалась с отцом. Раз ей передо мной стыдно, можно на этом сыграть.

– Пожалуйста, – умоляю я, разыгрывая бедную сиротку. – Я не виделась с ней много лет.

Ванда откатывает кресло к компьютеру. Она что-то печатает и при этом продолжает смотреть на меня. Я стою на месте, впиваясь ногтями в трясущуюся ногу. Потом раздается жужжание принтера, и Ванда возвращается, протягивая мне листок бумаги.

Это скан водительского удостоверения Бренди Батлер.

Я сжимаю кулаки, сдерживаясь, хотя мне очень хочется прикоснуться к фотографии. Хоть фото и черно-белое, я замечаю, что Джослин перекрасилась в блондинку. Брови остались прежнего цвета. Они такие же густые и темные, как у Брук Шилдс, по словам Лори.

Выражение лица – вот что ее выдает. Глаза широко раскрыты, слишком широко. Джос всегда моргала, когда срабатывала вспышка, поэтому, если ей надо было позировать для фотографии, она выпучивала глаза. Я чуть не писалась от смеха.

Мы не имели фотоаппарата, поэтому у родителей не было наших детских снимков. А когда в школе фотографировали класс, мама оставляла нас дома, чтобы потом не платить фотографу.

Но я и без фото точно знаю: Бренди Батлер – это моя сестра. Ванда вырывает листок из блокнота, чтобы я переписала адрес. Я хватаю ручку, прикрепленную к столу цепочкой, и записываю: Федеральная улица, 34е, Аллентаун, Пенсильвания.

– Ты этого не видела, – мягко говорит Ванда. Я встречаюсь с ней взглядом и киваю.

– Э-э-э… – я пытаюсь подобрать слова, – а как насчет Аннетт, жены Гленна? Она приходила попрощаться?

Сочувствие на лице Ванды сменяется невыразимой жалостью. Конечно же, мама не приходила.

– Аннетт до сих пор числится его ближайшей родственницей, – отвечает она. – Насколько мне известно, она здесь не появлялась много лет. Номер, по которому мы пытались с ней связаться, был рабочим. Видимо, там ее тоже уже нет.