Тэйлор Адамс - Поле зрения

– По-моему, это осколок. Пуля ударила в землю и разорвалась на части.

– Заделался в доктора? – рявкнул Рой.

«Нет, но у меня есть сто десять секунд, чтобы им стать».

– Не получается дышать, – повторила Эль.

Она надавила себе на ключицу, другой, сжатой в кулак ладонью колотила в грудь. С такой силой, что могла сломать ребра. С каждым вдохом раздавалось ровное змеиное шипение. Словно воздух выходил из шарика. А затем бульканье, как в туалете после того, как спускают воду. Эль выгибала спину, пиная гремящие камешки в бок «тойоты», и отбивалась от рук Джеймса.

– Эль!

Она билась, будто в смирительной рубашке, в округлившихся глазах мелькал животный страх. Джеймс, ощущая себя будто в аду, видел, как с каждым усилием легких заметно напрягается ее грудь. Он понимал, что для нее это жуткий кошмар, потому что она рассказывала, что однажды с ней случилось нечто подобное. Эль оказалась в ловушке под перевернувшимся каноэ, грудная завязка спасательного жилета зацепилась за дрейдвуд, в рот вливалась холодная зеленая вода. Сейчас она тонула в пустыне.

– Эль, не шевелись!

Жена резко развернула плечи, и его рука соскользнула с раны. Джеймс увидел, что кровь стала другой – пенистой и розовой, как сахарная вата, пузырящейся, словно взбаламученное море или туалетное мыло. Наружу выплыла кровавая масса и замарала рубашку. Эль вздохнула, и месиво всосалось обратно в отверстие. Джеймса осенило – мысль была дилетантской, но другой у него не могло возникнуть. Проникающее ранение грудной клетки.

Нарушена герметичность грудной полости – простая физика. Легкие не способны сделать вдох, поскольку не позволяет скопившийся вокруг воздух. При каждом выдохе он все больше проникает в грудь. Поэтому дыхание будет становиться поверхностнее, пока Эль не задохнется в собственном теле. Если бы Джеймс был врачом, в его распоряжении был бы шариковый клапан – прибор, пропускающий воздух только в одну сторону. Его накладывают на рану, после чего воздух способен выходить из грудной клетки, а внутрь не попадает. Но Джеймс не был врачом.

– Джеймс! – Эль откинула голову, ее волосы рассыпались по земле.

Она искала взглядом его лицо. Но он на нее не смотрел – не было времени. Джеймс напряженно думал. Эль взяла его голову окровавленными ладонями и повернула к себе. Кому хочется умирать в одиночку? Джеймс и поглядел бы на нее, но не мог. Требовалось действовать механически, проникнуть в глубину собственного черепа и размышлять.

Шариковый клапан. Клапан, пропускающий воздух в одном направлении – извне, но не внутрь.

– Рой, – прошептал он.

– Что?

– В багажнике рядом с черной сумкой лежит рулон липкой ленты. А под передним сиденьем – старые термостойкие мешочки. Мне нужно и то и другое. – Он сам удивился, как спокойно говорил, будто заказывал ленч.

– Для чего?

– Давай!

Рой прокрался к задней дверце «тойоты», а Джеймс повернулся к жене. Эль смотрела на него с лихорадочным блеском в глазах – хотела сказать что-то важное.

– Молчи, – велел он. – Потом.

Она покачала головой.

За его спиной Рой открыл заднюю дверцу машины с тем же двойным скрипом, какой она издала, когда Джеймс впервые попробовал ее на дилерской площадке. И его странным образом кольнуло, что все это реально и будет реальным завтра, если оно наступит в мире. В этом испорченном мире, где Эль до смерти задыхается в собственном теле оттого, что в нее попал осколок пули. И что еще хуже – останется реальным навсегда, и этого никак не изменить.

Эль снова открыла рот, словно хотела что-то сказать, но из груди вырвался короткий и хриплый, как у зомби, вздох. Это было настолько неправдоподобно, что больше напоминало пародию на третьесортный фильм. А почему бы этому кошмару не оказаться шуткой?

Глаза Эль расширились – ее саму ужаснул этот звук.

– Молчи, – повторил Джеймс, нахмурившись. – Не трать силы. Сам все знаю. Я тебя тоже люблю. Слова не нужны.

Скривив губы, Эль посмотрела на него, но в то же время сквозь него, через него. Все ее страхи предыдущего мгновения исчезли, сменившись странным обманчивым спокойствием, которому Джеймс нисколько не поверил. Она почти улыбалась, что его ужаснуло. Люди не улыбаются, если держатся изо всех сил. Они улыбаются, когда сдаются.

– Не могу найти скотч! – крикнул Рой. – Не могу…

– Под чехлом.

Эль разжала губы и обрела голос. Он лишь отдаленно напоминал прежний. Чтобы выдавить звук, приходилось несколько раз хватать воздух ртом. Казалось, это предсмертный хрип больного воспалением легких.

– Я… я так скучаю по своим змеюшкам.

– Давай о них не будем, Эль.

– Очень скучаю.

Джеймс делано рассмеялся:

– При чем тут чертовы змеи?

– Мои детки.

У нее было две. Греем звали колумбийского удава-констриктора длиной восемь футов, которого ей в шестнадцать лет подарила мать. Нежный гигант, весь из плоти и мускулов, с гладкими, сухими на ощупь чешуйками и пытливым, жестким, как сухая трава, языком. Эль садилась во внутреннем дворике с романом ужасов на коленях, а монстр жутким шарфом обвивал ее плечи. Он поедал кроликов. Эль покупала их в своем змеином магазине, предварительно гуманно убитыми, замороженными и помещенными в аккуратные пластиковые пакеты с ярлыками и инструкциями по кормежке. Джеймс помнил, что всю дорогу домой смеялся после того, как обнаружил напечатанное внизу мелким шрифтом предупреждение: «Продукт не для людей».

Другая, Айрис, была пятнистым полозом. Намного меньше, короче и тоньше. Ее забрали в питомник, потому что владелец скормил ей без присмотра живую мышь. «Мы не станем давать нашим змеям живой корм, – настаивала Эль. – Почти всех рептилий можно научить питаться заранее умерщвленными животными. Сводить в террариуме в драке двух особей оскорбительно как для хищника, так и для жертвы». По иронии судьбы, в случае с Айрис «последнее слово» осталось за жертвой. Мышь выгрызла вдоль позвоночника змеи глубокие раны, которые не заросли чешуйками. На этих местах остались белесые, мягкие, как воск, шрамы. Айрис была робкой розовой рептилией, боялась, как бы ей снова не причинили боль, и, когда испытывала страх, прятала голову под кольца собственного тела.

Восемь месяцев назад Эль продала и Грея, и Айрис, потому что врач сказал, что ее выкидыши, возможно, следствие повышенного уровня токсичности из-за бактерий рептилий. Не помогло.

– Ты ненавидел моих змей, – сонно проговорила она.

Джеймс отвел волосы с ее щеки и солгал:

– Ничего подобного!

– Никогда не брал в руки. Почему?

– Грей пытался схватить меня.

– Он думал, что твоя рука – кролик.

– Вот именно поэтому я до них не дотрагивался.

– Мне кажется, я уже умерла. Какое-то странное ощущение.