Тэйлор Адамс - Поле зрения

Она тогда зацепилась ногой за полосатый барьер и, грохнувшись на землю, перевернулась раз, другой, третий. Ни шепотка среди зрителей. Джеймс вскочил, оттолкнул соседей и бросился к ограждающей овальный стадион, повешенной на уровне груди цепи. Но Эль уже встала и, избавляясь от тумана в глазах, пьяно трясла головой. Она ободрала колени, и кровь сочилась на ее беговые кроссовки. Эль качнулась, взглянула на зрителей, и несколько сотен человек замерли, словно во время демонстрационных полетов на авиасалоне увидели шаровую молнию. Кто-то упомянул врача – вот он, уже идет. Но помощь не потребовалась: Эль оттолкнулась от дорожки и побежала дальше. Еще три прыжка на последней кривой, и она с посеревшим лицом, оставляя на земле капли крови, пересекла финишную линию стометровки с препятствиями. Сорванец, подумал Джеймс. Он тогда не знал про ее змей.

Эль снова была бойцом, и даже с поврежденным легким она справится.

– Уходи! – Джеймс оттолкнул ее освобожденной рукой с обрывками ленты.

Жена покачала головой.

Мотор джипа изменил тон, урчал ниже, грубее. Машина замедляла ход на берегу русла. Джип остановится, водитель выйдет и спустится на дно. Скрипнули тормоза, хрустнули под колесами камни. Сломалась сухая палка.

Джеймс так много хотел сказать Эль, но времени не осталось: «Беги. Благодаря мне он потерял много крови, особенно не разбежится, от него легко ускользнуть. Двигайся, не останавливайся. Держись русла реки, где Тэпп тебя не увидит. Старайся, чтобы между тобой и незнакомцем находились валуны. Когда стемнеет – это произойдет минут через тридцать, – выбирайся из долины по одному из склонов и направляйся в Мосби. Винтовка Тэппа окажется бесполезной, но он бросится искать тебя. Чтобы с тобой расправиться, им придется близко к тебе подобраться, а это у них не получится, потому что ты быстрее».

Или короче: «я тебя люблю». Просто и ясно.

В двадцати ярдах выше по склону незнакомец заглушил мотор, наполнив атмосферу тишиной ожидания. Последний глоток воздуха раздутыми легкими перед погружением.

Эль улыбнулась, у нее возникла идея. Она поцеловала Джеймса, а затем вложила ему осколок зеркальца в правую руку, словно это была тюремная заточка, и, дрожа от выброса адреналина, прошептала на ухо:

– Выиграю тебе столько времени, сколько сумею.

Он в последний раз ощутил касание ее пальцев. Эль выскользнула из болтающейся двери и понеслась – безрассудно-отчаянный силуэт на фоне сереющего неба. Дальше, дальше, дальше…

По оценке Эль, русло было двадцать ярдов в ширину и десять в глубину – известняковое ложе речушки, вьющейся между известняковыми валунами и кучками колючих растений. Все это в сумерках отливало тусклой синевой. Ей хотелось обернуться, узнать, далеко ли остановился от обломков «тойоты» джип, вышел ли из него незнакомец, где его оружие: в руке или под курткой, может, он его перезаряжает…

Беги, это все, что требуется!

Колючки повсюду. Густые заросли лопастеобразных, напоминающих заячьи уши кактусов, растущих группами в ярд высотой, хотя некоторые достают до шеи. Нижние сползают к самому руслу, где их омывают волны зеленого с вкраплениями красных плодов, отчего картина напоминает неземной сад. Эль не видела тонких шипов, однако чувствовала, как они пронзают ее джинсы, царапают лодыжки, гроздьями виснут на кедах.

Выше на склоне хлопнула дверь.

Воздух посвежел. Эль понимала, что теперь убийца видит ее, наводит револьвер, вот-вот нажмет на спуск и прошьет на ее спине кровавую строчку. Она вильнула влево, вправо, пробежала по спрессованной глине, не сбавляя темпа, перепрыгнула через колючую семейку и больно приземлилась на левую лодыжку. Каждый вдох отдавался режущей болью, словно ей в грудь вонзали раскаленный кинжал.

Гонись за мной, сукин…

Гавкнул пистолет-автомат, и впереди справа налево взвились фонтанчики почвы. Эль споткнулась перед взметнувшейся линией песка, но удержалась на ногах. Покосилась через плечо: незнакомец спускался с берега русла. Сползал, тормозя для устойчивости двумя ногами, и она поняла, что он сжимает маленькое оружие в обеих руках. Сейчас поднимет на уровень плеч и выпустит точную очередь. На сей раз не промахнется.

Эль запнулась, легкие жгло. Впереди справа маячила тень опунции. Невероятной высоты растение разрослось побегами, покрытыми белесыми шрамами от тысячи морозов. Сотни весловидных стеблей, некоторые бледно-оливковые, другие ярко-зеленые, одни торчащие вверх, другие поникшие, и все ощетинились шипами. Средоточие кактусов. Если считать их народом, то это, безусловно, столица кактусов. Здесь бы принимались их законы и выходили толпы опунций лоббировать разнообразные кактусные интересы.

Нет, туда я не прыгну. Ни за что.

Но Эль уже бежала туда. Принудила себя насладиться последней половиной секунды свежего ветерка на щеках и не дала времени на раздумье. Да его и не было… Она втянула ранеными легкими последний глоток воздуха и нырнула. Оружие вновь разразилось очередью. На таком расстоянии было слышно, как из ствола ритмичной чередой – бам-бам-бам – вылетают одна за другой пули. Когда ее ноги оторвались от земли, она почти не сознавала, как иглы втыкаются и раздирают ей ладони, живот, лодыжки, затылок. Затем навстречу подпрыгнула каменистая подложка пустыни, и Эль, как бегунья во время падения, сознательно подогнула колени, свела плечи и, перевернувшись раз-другой, опрокинулась на спину в море ощетинившихся маленьких жал. Боли пока не ощущала – слишком много адреналина, – но это еще впереди. Да, да, впереди.

Эль помнила, как в детстве мать повела ее в супермаркет «Фред Майер», и она увидела в садовом отделе кактусы в горшках. Большинство шишкастые, но некоторые вообще без шипов, только с пятнами желтого пушка на выпуклых поверхностях, вроде как перчики на пицце. Миленькие кактусята, так она их назвала, и гладила, как кошек. И лишь когда вернулась к машине, сообразила, что это за коварные зверюги – в подушечках ее пальцев остались миллионы микроскопических шипов в виде загнутых крючков. Пальцы сначала не болели, но тут их не на шутку стало саднить. Мать смеялась над ней, отчего Эль сильнее расплакалась – щипчики были только дома, а туда предстояло долго ехать. Она ревела на заднем сиденье, по щекам текли горячие слезы, а она не могла их даже вытереть, поскольку руки превратились в зудящие красные клешни, нашпигованные крохотными дикобразьими иглами. Вот тебе и миленькие кактусята, посмеивалась мать, поглаживая ладонью руль. Миленькие кактусята, миленькие кактусята, миленькие…

Незнакомец снова выстрелил.

Эль перевернулась на бок, прижалась щекой к холодному камню и закрыла лицо руками. Пули шлепали вокруг и над ней, сотрясая кактусиные тела, вырывая из них мясистые куски и обрушивая на нее душ из клейких ломтей, шипов и теплого сока. Башня опунции подломилась и упала, открыв поток дневного света. Наконец мир перестал сотрясаться, однако трескучее эхо стрельбы продолжало носиться от одного края долины к другому. Однако и оно стихло, и остался лишь шум далекого ветра.